На каждом шагу голова шла кругом от очередной волны резких звуков и запахов. Насекомые, птицы и разнообразное зверье пищали, верещали, чирикали, зудели, кишели, ворковали, каркали, рычали, тявкали и кусались весь день, а самое противное — и всю ночь напролет. Деревья выделяли целые бочки противной смолы, вонявшей ничуть не лучше гостей на придворном балу в столице Калагрии в разгар лета, где Конове довелось побывать много лет тому назад.

Уже одной этой вони, шума и гама с избытком хватало, чтобы заставить Конову возненавидеть лес, но злой судьбе подобной мелочи показалось мало — в довершение ко всем неприятностям ему постоянно казалось, что деревья за ним наблюдают. Хуже того, его терзало нарастающее подозрение, будто они пытаются ему что-то сказать. Конова подошел к одному из них, занес было руку, собираясь похлопать по стволу, но дерево по-прежнему выглядело и вело себя в точности так же, как любое другое, самое обычное дерево, и понять, что оно хочет и чего ему надо, решительно не представлялось возможным.

«Это все из-за жары», — решил он, утирая пот со лба. Летом в Эльфии царила удушливая жара, зимой вместо снега лили дожди, ну а все остальное время заслуживало определения просто хренового.

Конова был один здесь, в лесу. Как и весь нынешний год.

Нахлынули воспоминания. Много-много лет назад он, держась за сломанную руку, пинал уронившее его дерево и разъяренно вопил: «Ненавижу лес! Не хочу быть эльфом!»

Прошли годы, десятилетия, а прежние чувства нисколько не изменились.

Конова со вздохом выпустил фляжку, повисшую у него на боку, вытянул перед собой руки ладонями вверх и задумался, удастся ли ему когда-нибудь снова стать вершителем собственной судьбы. Он повертел кисти, внимательно их рассматривая. От природы смуглые, сейчас они потемнели еще больше, приблизившись по цвету к красновато-бурой коре растущих вокруг деревьев. «Прекрасно, — подумал он, — я сам превращаюсь в одно из этих проклятых растений!» Конова провел ладонями по длинным черным волосам, висевшим теперь спутанной копной. Он бы не удивился, нащупав среди них проросшие листья. Листьев Стремительный Дракон не обнаружил, зато пальцы коснулись ушей. В отличие от правого, как и полагается заостренного, левое венчал жесткий корявый шрам. Кончика уха Конова лишился не по своей воле, однако эта потеря не слишком его расстраивала. Он не особенно дорожил своим наследием.

Он смежил веки, вслушиваясь в голос леса. Лес молчал. Конова приоткрыл один глаз, чтобы проверить, не произошло ли каких-нибудь изменений. Большая, ярко окрашенная змея ползла по стволу старого кривого тика, ловко цепляясь всем телом за шелушащуюся светло-серую кору. Рептилия замерла, оглянулась на него. Изо рта, пробуя воздух, вылетел раздвоенный язычок. Конова опять закрыл глаза и сосредоточился на змее, однако ощутил лишь, насколько глупо сейчас выглядит. Он сдался и снова обратился к самим деревьям.

Местная растительность вовсе не походила на тонкие, стройные сосны и ели или коренастые дубы с тяжелыми раскидистыми ветвями, привычные ему с детства. Здесь все кривилось и извивалось. От древесных стволов до взбирающихся на них животных и лиан. Даже листья выглядели по-другому. Одни — широкие и плоские, другие — ядовито-зеленые и горькие на вкус.

Конова решил испробовать новый подход. «Ты же эльф, — напомнил он себе, — ты дитя природы, тебе это ничего не стоит!» Стремительный Дракон замедлил дыхание, заставил тело расслабиться, позволив душе леса проникнуть в него… Душе? Проникнуть? Конова покачал головой. Бесполезно это все. Вокруг кишела жизнь, каждое создание обладало своим собственным голосом, но он слышал только шум и ощущал только хаос.

Вот так же было и в тот день, когда он явился на луг новорожденных, чтобы стать эльфом Недремлющей стражи.