К счастью, Уж переоценил кровожадные наклонности Рублева, иначе даже Бахрушину трудно было бы вытащить своего любимца из тюрьмы. А там бы сработала уголовная почта, и неважно, какой срок дали бы Комбату, все равно он прожил бы от силы месяц.
– Стань лицом к стене, руки за голову. Эти ребята шутить не любят, – бросил Рублев Матросу.
Раздался лязг открываемого запора. Сильные руки развернули Комбата, в грудь ему уперлось дуло автомата:
– Ну, мужик, показывай сам, где жмурик, это тебе зачтется. Все равно ведь найдем.
– Какой жмурик, ребята? Просто и вы попали на ту же удочку. Лично мне позвонил какой-то хмырь, описал этого типа и сказал, будто он убивает в подвале моего лучшего друга. Я тут же сюда примчался, и, пока с ним разбирался, – Комбат махнул рукой в сторону Матроса, – нас кто-то запер. Трупов здесь нет, по крайней мере свежих, можете сами убедиться, но этот тип раскололся в других своих преступлениях. Верно я говорю? – Комбат бросил свирепый взгляд на Матроса.
Тот неохотно кивнул головой.
– Я смотрю, ты вздумал юлить. Только попробуй, щенок! – звенящим шепотом сказал ему Рублев.
– Разберемся, – подал голос спецназовец. – Может, оба отправитесь баланду хлебать.
Бойцы обыскали пленников и тщательно прочесали весь подвал. Самой примечательной их находкой оказалась кем-то забытая и чудом сохранившаяся банка соленых огурцов.
– Извините, граждане, ошибочка вышла. Вы свободны, – неохотно сказал спецназовец.
Матрос заколебался. В тюрьму ему не хотелось, попадать под горячую руку Комбата – тоже. Рублев кипел от негодования. Будь его воля, Матрос навсегда оставил бы преступную деятельность. Как инвалид первой группы. Но сейчас приходилось использовать менее уважаемый Комбатом и более изощренный способ – шантаж.
– В разговоре ты сгоряча упомянул про одного человека. Я даже знаю, кого ты имел в виду. Плохо тебе будет, если копия записи окажется у него в руках.
– А можно сделать так, чтобы никто больше не услышал запись? – дрожащими губами прошептал Матрос.
– Конечно. У тебя есть шанс на спасение, пока не укатили бойцы.
Матрос бросился к уходящим спецназовцам.
– Требую оформить явку с повинной. Хочу добровольно сознаться в тяжких преступлениях, – выпалил он одним духом.
– Теперь Уж, – сказал Комбат, но думал он в этот момент о Черняевой.
Анастасия Леонидовна слишком уверовала в свою исключительность, она забыла крылатую фразу “незаменимых людей нет”.
Дело о незаконном прииске набирало обороты. Больше сообщили, что менты пытаются выйти на зачинщиков добычи рубинов. Значит, и авторитету грозила опасность, но лишь в том случае, если показания дадут Матрос и Черняева. Настя сама разработала план захвата копей и знала о роли Волыны в убийствах людей, но понятия не имела о конкретных исполнителях. Ее заботой было придумать, как действовать, а кто именно будет убивать, решали другие. Матрос, наоборот, мог сдать властям конкретных исполнителей, но он лишь догадывался об участии Волыны в операции. Заказы ему делал посредник. Только вместе эти двое способны отправить авторитета за решетку. Конечно, было крайне сомнительно, что менты сумеют до них добраться, но Волына решил перестраховаться. Сначала он приговорил Матроса, жалкое ничтожество, замену которому можно выхватить из любой подворотни – только свистни. А тут Черняева выкинула фортель, которого нельзя было ожидать от этой расчетливой женщины. Надо же – оставить в дураках одного из лидеров думской фракции, из-за минутной блажи отказаться от головокружительной карьеры и тугих пачек баксов. Авторитет понял: баба пошла вразнос или, хуже того, влюбилась. |