– Юровский, – пробормотала я, – он расстреливал царскую семью.

– Совершенно верно. И еще, он был профессиональным фотографом. Пластину с негативом рентгеновского снимка он сразу забрал и обработал. Ты сейчас подумала, почему они так поторопились с расстрелом?

Федор Федорович, как всегда, угадал. Именно об этом я подумала.

– Если не ошибаюсь, Канегиссера, убившего Урицкого, держали и допрашивали год, – сказала я, взглянув на него вопросительно.

В ответ он кивнул, я продолжила свои размышления вслух:

– Конечно, они отлично знали, что никакой информации от Каплан получить не смогут, это нелепо. Но она пригодилась бы им для открытого судебного процесса. Иначе зачем весь этот сложный спектакль? Она согласилась взять вину на себя, пусть ее признание звучало дико, но это уже мелочи. Она сумасшедшая, и отлично. Только сумасшедшая способна стрелять в товарища Ленина. Неужели такая спешка возникла потому, что она заговорила о Гарском?

– Да. Она заговорила, а Петерс, вольно или невольно, выдал ее, рассказал Луначарскому, тот сразу побежал докладывать Свердлову. Имя Шмидмана-Гарского по каким-то причинам, известным лишь Свердлову и, наверное, самому Шмидману, не должно было всплыть в связи с этим делом, даже в узком кругу посвященных.

– Но почему ее убили именно в Кремле и тело сожгли там же? Они ведь расстреливали людей сотнями, на Лубянке, в Сокольниках, на Ходынке, и хоронили в братских могилах. Кого нибудь еще расстреливали и сжигали прямо под окнами правительственных квартир?

– Вряд ли. Кажется, это был единственный случай. Видишь ли, они сдуру приплели к своему водевилю англичан и французов. Помнишь так называемый «заговор послов»? В ночь на 1 сентября в Москве был арестован британский консул Брюс Локкарт. В шесть часов утра к нему в камеру втолкнули Каплан. Он описал эту странную очную ставку в своих воспоминаниях. Ее втолкнули, она постояла у окна, тупо глядя в одну точку, не сказала ни слова, и ее увели.

– Все?

– Все. Ни до, ни после Локкарт ее не видел. Но думаю, именно эта странная встреча стала причиной сожжения трупа. Ситуация с заговором была достаточно скользкой, и не исключался поворот, при котором англичане и французы могли потребовать настоящего, а не водевильного расследования. В таком случае труп Каплан пришлось бы эксгумировать для опознания и судебная экспертиза установила бы слепоту. В принципе, вероятность подобного поворота составляла ноль целых одну десятую процента, но риск был слишком велик. Вот они и засуетились. Других объяснений я не вижу. Разве что какие-нибудь тайные ритуальные мотивы. Кстати, и это нельзя исключать, они уже в семнадцатом превратили Красную площадь в кладбище.

– Я думаю, в случае с убийством Каплан они просто спешили, заметали следы. А все-таки кто стрелял?

– Вот тут мы переходим к пятому действию. Но завтра, завтра. Сейчас тебе надо поспать, да и мне пора возвращаться.

В комнате уже никого не было. Мне захотелось позвонить домой, узнать, как там Вася, однако не в четыре утра.

Действие пятое. Пули.

После 30 августа загремели первые залпы идеологической канонады, которая потом не затихала семьдесят лет.

«Правда» от 1 сентября.

Бухарин: «Ленин, пораженный двумя выстрелами, с пронзенными легкими, истекающий кровью, отказывается от помощи и идет самостоятельно. На следующее утро, все еще находясь под угрозой смерти, он читает газеты, слушает, расспрашивает, смотрит, желая убедиться в том, что мотор локомотива, мчащего нас к мировой революции, работает нормально».

2 сентября 1918 г., выступая на заседании ВЦИК, Троцкий сказал: «Никогда собственная жизнь каждого из нас не казалась нам такой второстепенной и третьестепенной вещью, как в тот момент, когда жизнь самого большого человека нашего времени подверглась смертельной опасности.