— Хозяин, сдвигай столы! Хлебом поделишься, а зрелище само пришло!

Уставший трактирщик встрепенулся и, узнав девушек, приветливо помахал тряпкой, которой до того протирал стаканы. Редкие посетители также заметно оживились. Сынишка трактирщика резво помчался по деревне разносить весть о гостях, если вдруг кто еще не услышал это от других мальчишек.

— Госпожа Джемма, госпожа Ориел, почтение! Давно в наши края не заходили, — заметил трактирщик. — За время странствий много нового, наверняка, сочинили?

Бейн фыркнула в сторону.

Своё у них тоже имелось, но в основном девушки поднимали архивы с песнями второго-третьего тысячелетий. Их было гораздо проще переводить и адаптировать для восприятия местных жителей. К тому же они сами считали музыку тех времен более живой и красивой.

Все равно никого, кто мог бы обличить их в бессовестном плагиате, не наблюдалось в радиусе пары десятков световых лет.

— Ещё бы! Сочинили! — Джемма незаметно показала Ориел кулак. — Но мы и старенькое, любимое исполним, — улыбнулась она, подходя к стойке и забираясь прямо на нее.

Бейн облокотилась рядом, перехватив чехол от гитары и убрав его в сторону. Джем взяла несколько пробных аккордов, и люди, сначала, как по команде затихли, а потом быстрее начали занимать еще свободные лавки. Кто-то активнее заработал локтями, пытаясь подобраться ближе к менестрелям. В окошках виднелись физиономии тех, кому не хватило места в общей зале.

Не так много в деревне развлечений. В обычный вечер одна радость: после трудового дня опрокинуть стаканчик горячительного в компании друзей или посплетничать с кумушками перед домом, поэтому послушать выступление собралась вся деревня от мала до велика.

— Сумки прямо тут кидайте, никто не украдет, все свои, — махнул рукой трактирщик, помогая сдвинуть последний стол, чтобы перед девушками появилась хоть и небольшая, но площадка: под веселые песни менестрелей так и хотелось пуститься в пляс.

* * *

Вихрастый мальчишка, оглянувшись на трактир, из которого доносилось пение и одобрительное гудение людей, сдвинул в стороны сухие лозы винограда, оплетшего забор, и юркнул в неприметную щель.

Очень хотелось остаться и еще послушать менестрелей, но и обещанная награда манила не хуже карамельного петушка с ярмарки. Пробежав через молодой подлесок, мальчишка остановился, осмотрелся. Пожалев, что не стянул лучину — все равно бы никто не заметил, он, держась за стволы, обогнул невысокий, будто сплющенный на огромной наковальне холм.

— Дяденька?

Человек, замотанный в плащ, появился как всегда неожиданно. Словно был частью вечерних сумерек.

— Что случилось, дитя?

Кто-то более взрослый и опытный быстро бы подметил, как театрально человек понижает голос и растягивает звуки. Да и пятна с потертостями на плаще тоже заметил бы. Однако мальчишка с испугом и восторгом таращился на закутанную в сумрак фигуру.

— Вы просили сказать, если в деревне появятся чужие…

— Верно, дитя. Появились?

— Ага! Менестрели пришли… они не совсем чужие — уже бывали у нас, но…

— Сколько их? — человек в плаще подался вперед, его голос дрогнул от нетерпения.

— Двое… две тетеньки, — мальчик подумал и уточнил: — молодые.

Серебряная монета упала в руку ребенка, и он едва не задохнулся от восторга, ощутив ее приятную тяжесть.

— Беги домой, дитя. И никому не говори о нашей встрече.

Едва счастливый мальчишка скрылся за смазанными в темноте стволами деревьев, из-за холма вышли еще несколько человек, так же кутающиеся в плащи, но скорее от холода, чем желая произвести на кого-нибудь впечатление.