На площади, против вокзала, Карпухин затормозил. Из бардачка появился завернутый в целлофан сверток.
— Тут половина… Вторая на этом месте, в одиннадцать. Я и повезу тебя домой на Хорошевку…
— Только чтобы не ждать! — Пай-Пай открыл дверцу, обернулся. — Иначе останешься без селезенки…
— Не волнуйся…
Разговаривать с Пай-Паем было одно удовольствие.
— Мне-то чего волноваться?
Через минуту Пай-Пай был уже частичкой многоликой безглавой толпы, особью огромного людского муравейника привокзальной площади. Торопливая побежка. Озабоченные лица. Шарканье тысяч пар ног. И общая боязнь пассажиров: «Не опоздать. Не потерять билет. Не оказаться „двойником“ без места! Добежать! Вскочить! Сесть, лечь! Получить постель. Не быть отторгнутым железнодорожной администрацией…»
В боязливой толпе Пай-Пай наконец почувствовал прилив энергии, необходимый для его дела — безграничную власть сильного человека над слабым. Из туннеля Пай-Пай прошел к вокзалу. Сразу заметил: «Много милиции… Кого-то провожают из большого начальства? Ищут?» Пока шел, несколько раз кожей почувствовал прилипчивые взгляды.
«А пошли вы все!..»
Он достал да кармана таблетки, ссыпал в ладонь. Аптека добавила ощущение легкости. Происходившее складывалось в одну и туже знакомую комбинацию.
«Выше звезд, круче крутых яиц?»
Он миновал сквозной вестибюль, спросил у подвернувшегося носильщика:
— Где сейчас бухарские вагоны, командир?
— Душанбинский состав? В отстое… — Носилыцик махнул рукой в сторону горловины станции. — Под мост. Справа. Там увидишь…
На платформе было еще немало ментов в штатском. Пай-Пай смотрел спокойно — поверх глаз присматривающихся. Его не останавливали. Времени оставалось много. Пай-Пай потопал вдоль элеватора. Сотни голубей кружили вблизи вагонов, клевали просыпанное зерно. На станции было светло. Над платформами на невидимых нитях свисали каплевидные тарелки-светильники. Пай-Пай все дальше углублялся в грузовой двор, пока не угадал впереди парк отстоя поездов дальнего следования. За пакгаузами без признаков жизни чернели обезглавленные, без электровозов, составы, но до них было еще далеко. Вокруг лежала мертвая в эти вечерние, как и в ночные, часы охраняемая вохровцами зона товарно-материальных ценностей — миллионы рублей, воплощенные в ткани, мешки с сахаром, радиоприемники. Тысячи контейнеров, которые не в состоянии открыть голыми руками разве только ленивый… Массовая свалка ценностей ждала своих сталкеров. Но Пай-Пай шел за другим. Вскоре он был уже рядом с черным составом, пропахшим дождями и тлеющим углем.
Москва — Бухара…
В вагоне, который интересовал Пай-Пая, проводник был на месте — в служебке горел свет. Пай-Пай поднялся на подножку, постучал — в тамбуре показался проводник, симпатичный, с черными живыми глазами, в тренировочных брюках.
— Чего у тебя?
В парках отстоя велась обычно взаимовыгодная торговля. По преимуществу краденым.
— Можно сказать, ничего…
Пай-Пай достал несколько крупных купюр, протянул проводнику.
— Чаек найдется? — Он уже входил в вагон. — Немного отдохну! А там решим, может, доеду с тобой до Мичуринска…
Оттолкнуть сотенные, которые плыли в руки сами, проводник не смог: он был только человек!
— Заходи! — Он сунул деньги в карман. — Матрас бери, подушку. Чаек есть. А там решим. Как места будут… В общем, уедешь. Не тут, так у соседей…
Пай-Пай выбрал место по соседству с купе, в котором ехал Уби, забрался на верхнюю полку. |