Изменить размер шрифта - +
Правда, живым не понять и не увидеть то, что видел сейчас комдив. У него не было обеих ног, а глаза остекленели. Старшина выругался, не услышал своей ругани — с диким воем Юнкерсы падали на цель. Даже сейчас пережив уже не одну атаку этих дьявольских самолётов, старшина ощутил, как в душу тянутся липкие пальцы ужаса. Последовавшая за этим воем канонада взрывов, его уже не пугала — взрывы-то он ещё с Первой мировой умел не замечать, а уж в революцию наловчился даже спать под грохот пушек и взрывов. Не впервой…, старшина быстро прикинул, кто в колонне ещё из старших офицеров имеется. Вспомнить не смог. Сплюнул угрюмо и взялся покрепче за автомат. Выходит он теперь командир. Отлично. И как собрать разгромленную колонну? Впрочем, собирать, похоже, смысла нет. На его глазах оторвало башню последнему Т-34, а саму машину разорвало металлической розочкой. Проклятые Юнкерсы почти всегда попадали в цель.

— Отступать! — Заорал старшина, искренне надеясь, что его услышат солдаты и что после, за это: «отступать» ему не пропишут путёвку в застенки НКВД. Впрочем, ему ли бояться застенков? В его годы там долго не живут. Слишком седой, что бы выжить там. Да и для третьей войны, уж совсем не те годы.

Старшина выкрикнул приказ ещё несколько раз, надеясь, что его люди действительно отступят в порядке и организованно, а не так как это было на границе. Тогда, 5–го мая, они бежали так, что сверкали пятки. Это сейчас они отступают и даже ощутимо огрызаются, а тогда бежали. Старшина стал сползать с обочины глубже в кусты. На другой стороне подскочил и побежал молодой солдат. Пробежал немного и юркнул в кусты. Только поздновато юркнул. Пуля настигла раньше. В спасительное укрытие парень упал, широко раскинув руки с огромной дырой в груди.

Старшина скрипнул зубами и послал длинную очередь по наступающим немцам — они уже дошли до последнего в колонне танка. Один упал. Старшина хищно оскалился и тут же разочарованно сплюнул — гадёныш перекатился и укрылся за гусеницами подбитого Т-34. Как же им всё-таки удаётся оставаться в живых, когда пуля попадает в туловище? Старшина решил, что надо бы ещё раз порасспросить у Профессора — башковитый он. Говорят этот парень, всё время что-то чиркающий в своём блокнотике, раньше учителем был. А кто говорит, что и правда, настоящим профессором был.

Старшина кинул последний взгляд на танк, с которого едва успел соскочить, как выстрел Тигра запалил его. Глянул и выматерился в три этажа. На неповреждённом боку танка распростёрся Профессор. Руки и голова свесились вниз, пальцы земли почти касаются, а возле левой руки тот блокнот, в котором он всё чиркал. На блокнот кровь и капает — в голову Профессору попало шальной пулей, а может осколком….

Жаль парня, да ничего не поделаешь…

Ганс целился из импровизированного укрытия, куда спрятался, когда пуля угодила ему прямо в грудь. Тяжело было сейчас лежать на животе и стрелять по отступающим русским. Этот новый жилет (до боёв в России вызывавший здоровый весёлый смех солдат и целые лавины едких шуточек в адрес командования, а ныне вещь, без которой успешный бой так же не мыслим как без оружия), остановил пулю, но сам по себе удар хорошо встряхнул все внутренности. Теперь каждый вздох отдавался болью в лёгких. Ганс солдат СС, отмеченный двумя наградами, боль старался не замечать. СС не стали бы лучшими частями Третьего Рейха, если бы не их фантастические стойкость и отвага. Так что он просто не имел права жаловаться на такую царапину — даже себе самому. Ганс поднялся на корточки. С визгом в гусеницу танка врезалась пуля, а совсем рядом упал солдат из его дивизии, лишившись почти половины головы. Когда русские сообразили, что к чему, они стали на удивление меткими стрелками. Если в первых боях потери в живой силе были в основном легко раненными, то теперь, когда русские организованно отступали в свои степи, людей гибло порядком.

Быстрый переход