Но, может, такие именно вам и нравятся.
– Это не мой вкус. Это моя жена, – говорю я Лизе. – Точнее, бывшая.
– Тогда извините.
«Бывшая! – слышишь? – повторяю я про себя. – И зачем извиняться?»
Лиза снова ненадолго исчезает в чулане.
– А теперь как?
На этот раз она являет собой образец элегантности. Может быть, она чуть полновата, но не лишена очарования. Зимние туфли заменены гораздо более легкими и приличными. И я вдруг думаю, как хороши ее темные кудри и звучная зелень черешен в серьгах. От любви люди хорошеют.
Лиза снова неторопливо поворачивается. На этот раз не пионы меня смущают, а какие‑то серые и белые разводы, которые, по моему разумению, больше годятся для гардин.
– Недурно, – констатирую я. – По много ли значит мое мнение? Посоветуйтесь с Владо.
– Зачем мне советоваться с ним? – возражает Лиза. – Пускай Владо принимает меня такой, какая я есть.
– Что ж, пускай. Переселяйтесь к нему – и дело с концом.
– Но сперва мы должны расписаться.
«Бережете девичью честь? Что ж, похвально», – мысленно одобряю я ее. А вслух говорю:
– Но ведь он уже добился разрешения на комнату Несторова.
– Вот этого я ему никогда не прощу, – хмурится Лиза. – Не успел человек умереть, а он уже побежал требовать его комнату.
– Если он чуток if поторопился, это ничего не меняет, – говорю я. – Не может комната вечно числиться за покойником.
– Этого я ему не прощу, – повторяет Лиза. – Мне даже трудно себе представить, как я буду вселяться в комнату бедного Несторова.
– Это уже не его комната, – напоминаю я ей. А так как Лиза продолжает позировать, я добавляю: – Ни за что бы не подумал, что вы так суетны.
– Да разве это суетность – желание понравиться?
– Думаю, что да.
– А разве не суетность, что вы напрочь не желаете нравиться и даже стараетесь произвести дурное впечатление?
– Над этим я не ломал голову, но не исключено, что и это суетность. Мужская суетность более неприятна, чем женская. Она скрытая.
– А вот Владо суетностью не отличается, – говорит Лиза, усаживаясь в кресло.
В самом деле, как идут ей новые туфельки, новое нарядное платье.
– И Петко не свойственна суетность, – отмечаю я, но Лиза не поддерживает этой темы. Тогда я перевожу разговор: – Владо не злится, что вы все еще живете у меня?
– Представьте себе, нет! Он, наверное, не ревнивый.
То, что он не ревнив, начинает меня задевать. Ранит мое самолюбие. Будь это не Лиза, а какая‑нибудь Бистра, я бы ему наставил такие рога, что он запомнил бы меня на всю жизнь.
– И в самом деле странно, что ему все равно, – тихо, словно сам с собой, рассуждаю я.
– Это вас злит, как я вижу? – спрашивает Лиза. – Этот чулан вам покоя не дает?
– Напротив, мне он ни к чему. Думаю, скоро я уступлю его вам вместе с комнатой.
– С комнатой?
– Именно. Я уезжаю.
– Уезжаете?…
Она уже начинает мне досаждать этим повторением моих собственных слов. Она смотрит на меня полуоткрыв рот, словно не веря.
– Решил сменить местожительство, – говорю я. – Один мой покойный приятель сказал как‑то, что надо уметь выбраться из консервной банки повседневности. Я совсем было запамятовал этот мудрый совет, но теперь вспомнил и решил им воспользоваться.
У Лизы совершенно ошарашенный вид. |