О, как она завидовала его любовницам! Они были такие красивые, она видела только одну, но они все должны были быть красивые, первоклассные, потому что отец не признавал некрасивых вещей.

Она специально занималась три года шейпингом. Как только ей исполнилось восемнадцать, она заплатила большие деньги за операцию по коррекции зрения, чтобы больше никогда не ходить в ненавистных очках. Она вытравила веснушки, и она покрасила свои ненавистные черные волосы в пепельно белый цвет, такой же, какой был у девушки Вики, жившей с отцом в президентском номере Ritz’а.

И теперь, когда он ее позвал в Россию, он увидит, что она красивей всех его любовниц.

– Daddy!

Беловолосый шевельнулся, и Аня внезапно заметила, что волосы его, русые от природы, наполовину седы. До Ани долетели слова его спутника: «Она черненькая и в очках».

– Вы Собинова? – спросил беловолосый. Что то в его крупном лице с жесткими глазами и жестким подбородком было неправильно: линию очевидной симметрии нарушал расплющенный и как бы свернутый направо нос. Он плавным движением, каким полицейские в кино вырывают пистолет, достал из за спины букет цветов. Белых орхидей. В Англии они стоили сумасшедшие деньги. Интересно, сколько они стоят в России? Ведь они, кажется, под Москвой не растут.

– Да. А вы… начальник охраны?

Аня не знала, почему она назвала беловолосого человека именно начальником охраны. Наверное, дело было в этом странно свернутом носе. Или во взгляде его спутников.

– Нет, – сказал человек, – я… акционер. Партнер. Станислав. То есть Стас.

Он глядел на Аню и как то тревожно улыбался.

– Какой партнер? – спросила Аня. – У папы… не было никаких партнеров… только один, ну, которого убили. В позапрошлом году.

– В России трудно без партнеров, – сказал Стас.

Букет каким то образом оказался в Аниных руках. Он обворожительно пах. Аня ткнулась в букет носом, подняла глаза и внезапно увидела, как Стас на нее смотрит: каким то растерянным и очень жадным взглядом.

– А папа сам не мог меня встретить? – обиженно спросила Аня.

– Не мог, – ответил Стас, – его убили пять часов назад.

* * *

Спустя некоторое время – она не помнила, какое, – Аня оказалась на улице. Она стояла перед длинным «БМВ», блестящим, как кусок каменного угля, и стриженый парень в кожаной куртке придерживал перед ней заднюю дверцу.

Стас держал ее за плечи, спокойный и уверенный в себе. Его спутников прибавилось, их стало человек пять или шесть, они стояли, глядя в разные стороны, и глаза их, как локаторы, непрерывно обшаривали отведенный каждому сектор пространства, а чуть поодаль за ними, образуя второй рубеж, стояли несколько человек в иссера белом камуфляже и с короткими тупорылыми автоматами.

Раньше Аня видела автоматы только в новостях. У лондонских бобби не было автоматов. У них даже не было поясов с расстегнутыми кобурами грубой кожи, кобурами, из которых торчали рубчатые рукояти машинок для убийства.

Аня села в машину, Стас запрыгнул на заднее сиденье с другой стороны, и «БМВ» рванул с места. Следом за ним покатились два джипа с белыми фарами и серебряными мордами, сверкавшими под каплями дождя.

– Куда тебя отвезти, – спросил Стас, – домой или в гостиницу?

Аня молчала. У охранника, сидевшего на переднем сиденье, были красные, смешно закрученные уши, и из под воротника куртки высовывалась толстая золотая цепочка.

– Я все поняла, – вдруг сказала Аня, – вы похитители. Мой отец опоздал к самолету, а вы похитили меня и сейчас будете требовать выкуп. Но ведь он жив, а? Но ведь он жив?

Аня завизжала и вдруг вцепилась в Стаса.

– Он жив?

Она упала лицом вниз, в кожаное пальто Стаса.