— Анатоль, вы удивились, что Майя Васильевна вернулась с кладбища раньше времени?

— Удивился. Обычно — в семь, восемь вечера. Весь день, говорит, провожу на могиле.

— Даже в темноте? В октябре рано темнеет.

— Она так говорит.

— А на каком кладбище похоронен Андрей Леонтьевич?

— Кто ж его знает. На местном, должно быть, районном.

— Значит, вы у него там не бывали?

— Шутите! Его особа священна, к ней никто не допускается, — он помолчал, добавил таинственно: — Я вообще не уверен, что он где-либо похоронен.

Опять мания! Страх, связанный с посмертием?

— Анатоль. вчера вы были тут по соседству. Не видели что-нибудь… кто входил в дом, кто выходил?

— У меня было занятие поинтересней. Да от Горячкиных и не видно ничего, кусты сирени заслоняют окна.

— А вы выходили на крыльцо покурить?

— Поначалу. Потом уж дым коромыслом стоял. Да, Люба-шу видел, как она отправилась на банкет.

— Вы знали про банкет?

— Кто-то сказал… Май сказала. Была озабочена, что дом останется без присмотра.

— Возможно, поэтому она вернулась раньше?

— Все возможно. Ваша тетушка — человек непростой. А теперь, когда вы у меня все выудили, услуга за услугу. Вы действительно видели Нину в комнате Май?

— Да, в окне.

— Что она делала?

— Сидела в кресле с высокой спинкой. Спустя пять минут ее там уже не было.

— Вы наблюдали исчезновение?

— Я отлучился… сдуру. Словом, пять минут потерял.

— А почему вы, человек посторонний, ее ищете? Что, собственно, вас волнует?

— Я бы определил так: заговор зла. Мне показалось, что она была мертвая.

Анатоль покивал, давешний диковатый блеск зажегся в голубых глазах.

«Остави мертвых погребсти своя мертвецы» — процитировал из Евангелия, как в бреду, и принялся остервенело точить лопату.

Пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Все верно. Но пока мертвые не погребены, нет покоя — нам, а может быть, и мертвым. Саня легонько постучался в дверь, и девичий голосок отозвался:

— Да! кто там?

— Можно?

Негромкое (и то слава Богу) журчание магнитофона — современный постылый фон жизни, чтобы не думать, не думать, загнать тоску, тревогу бытия в подвал подсознания. В чулан. Что-то с этим чуланом… ладно, потом… Стол у окна, два стула, платяной шкаф в углу, две кровати у противоположных стен, на одной лежит Юля в махровом халатике, очень хорошенькая, с растрепанной стрижкой. Табаком вроде бы не пахнет. Тем не менее он достал из кармана джинсов зажигалку.

— Не ваша? Вот, нашел, никак не установлю владельца.

— Я не курю, — она села, прислонясь спиной к желтой циновке с красными цаплями, висящей над кроватью; Саня присел к столу.

— Может быть, Настина?

— Она тоже не курит. Где вы нашли?

— В чулане на сундуке. Знаете, за ширмой?

— Ничего не знаю. Мне там делать нечего, — отвечала она с непонятным вызовом.

— Юля, — заговорил он, подбирая слова, — наверное, в ваших глазах я буду выглядеть несколько странно, но… Терпеть не могу совать нос в чужие дела, честное слово. Однако второй день только этим и занимаюсь. Видите ли, случилось одно загадочное происшествие, в котором ну просто необходимо разобраться. Можно вас кое о чем спросить?

— Какое происшествие? — Юля улыбнулась насмешливо и еще больше похорошела.