Нет, он прекрасно знал, что три четверти грузов переправляют через Амур его же соотечественники, но вот насчет контрабанды… Слишком уж походило это обвинение на попытку развязать очередной пограничный конфликт.

– Вы заблуждаетесь, – тщательно проговаривая трудные русские слова, произнес он. – Наши перевозчики не являются контрабандистами. Они перевозят грузы только из Китая в Китай. А вот когда вы отошли от Благовещенска в сторону Зазейской области, то ступили на земли нашего государства, – он помедлил и с удовольствием выговорил: – не-за-кон-но.

Услышав это, Семенов едва не взвыл, потому что так оно и было. Земли восточнее Благовещенска все еще контролировали китайцы, и как только они с Энгельгардтом миновали последний казачий пост, они были обязаны пройти китайский пограничный контроль. Вот только одна беда: на левобережье Амура китайских пограничников никогда и не было – только здесь, в Айгуне. Нет, китайцы пытались основать на спорной Зазейской равнине хотя бы несколько пограничных постов, но казачки их вышибали оттуда мгновенно.

– Так вы будете что-то делать или мне жаловаться вашему губернатору? – уходя от этой неприятной темы, с напором поинтересовался он.

– Вы сможете показать место, где на вас напали? – выдержав паузу, сухо спросил китаец.

Семенов неуверенно кивнул.

Китаец повернулся к сержанту, что-то произнес на своей тарабарщине и протянул Семенову изъятые у него документы.

– Прошу вас… Ли поедет с вами. Но сначала пройдите, пожалуйста, пограничный контроль. Это правило действует для всех.

Курбан был в отчаянии. Будда принял его жертву, но вместо того, чтобы объяснить ему его судьбу, просто исчез. Впрочем, была и еще одна неприятность – русские. Курбан знал, что как только весть о постигшей отряд беде перенесется на тот берег Амура, они объявятся здесь и не успокоятся, пока не найдут каждого из своих погибших соплеменников.

Поэтому, едва занялся рассвет, он собрал всю одежду русского начальника, взвалил труп на плечи и, пошатываясь, потащил огромное пухлое тело обратно к реке. Сбросил его там же, где и нашел, кинул рядом одежду и лишь тогда заметил валяющуюся на каменистом берегу квадратную кожаную сумку. Поднял, не сразу, но сообразил, как работает застежка, и аккуратно открыл. Внутри лежала покрытая тысячами мелких значков бумага.

Сердце у Курбана взволнованно подпрыгнуло. За те два года, что он пробыл в буддийском монастыре в качестве прислуги, он четко усвоил: где письмо, там и вековая мудрость. Бережно, с максимальной осторожностью он вытащил все до единой бумаги из сумки, разложил их на берегу и затаил дыхание.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: эти письмена – магические. Ровные колонки странных округлых значков, диковинные, никогда прежде не виданные чертежи, но главное – карта неведомой и, скорее всего, священной земли.

Курбан видел карты и прежде – и в монастыре, и когда был на воспитании у русского попа – и сразу понял, что эти извилистые, похожие на вены линии – священные реки, а кругляшки – либо города, либо обозначение неведомых святилищ.

Внутри у него похолодело. Судя по всему, русский кесарь – а на каждой бумаге был тщательно выписан именно двуглавый орел, родовое тавро Орус-ханов, – прислал сюда не просто воинов. Это были воины-жрецы, по слову которых владыки и принимают самые важные решения.

– Милостивый Эрлик… – пробормотал он. – Что же мне делать?

Боги снова послали ему знак, но истолковать его пока не удавалось.

Вдалеке послышался цокот копыт, и Курбан мгновенно собрал и сунул за пазуху бумаги, юркнул в заросли ивняка и затаился. А как только из-за бугра выехал отряд китайских полицейских с единственным выжившим вчера русским во главе, Курбан молитвенно сложил руки и облегченно вздохнул: боги снова повели его к цели – стремительно и прямо.