А вот Том Сойер это
сделал. Я знаю, что он это сделал, потому что я сам видел. Я был рядом с
ним в это время и видел, как он заметил тот кирпич и как узнал его. Да,
сказал я про себя, как же он это делает? Что это - знания или инстинкт?
Вот все факты - точно, как было, и пусть каждый объясняет сам, как хочет.
Я долго над этим думал, и мое мнение, что это отчасти знания, но главное
тут - инстинкт. И вот почему. Том положил кирпич в карман и сказал, что,
когда вернется домой, напишет на нем свое имя и все факты и отдаст его в
музей. Ну а я потихоньку вытащил кирпич у него из кармана и сунул туда
другой, почти такой же, и он не заметил никакой разницы, - а разница-то
была. По-моему, это решает дело: тут главное инстинкт, а не знания.
Инстинкт говорит ему, где подходящее место для кирпича, вот он и узнает
его - по месту, а не по виду самого кирпича. Если б дело было в знаниях, а
не в инстинкте, он бы узнал этот кирпич, увидев его снова. А он не узнал.
Теперь вы понимаете, что, сколько бы там ни кричали, будто знания такая
замечательная штука, - инстинкт в сорок раз больше стоит, потому что он
такой безошибочный. И Джим то же самое говорит.
Когда мы вернулись обратно, Джим спустился вниз и взял нас на борт. В
лодке сидел молодой человек в красной феске с кисточкой, в красивой
голубой шелковой куртке и в широких штанах; поясом ему служила шаль, за
которую были заткнуты пистолеты. Он говорил по-английски и хотел наняться
к нам в гиды и показать нам Мекку, Медину и Центральную Африку - и все за
полдоллара в день и за харчи. Мы его наняли и поехали, включив полный ход.
После обеда мы очутились над тем самым местом, где израильтяне переходили
Черное море, когда фараон хотел их догнать и на него обратились воды. Там
мы остановились и хорошенько осмотрели место. И Джим очень обрадовался, он
сказал, что видит все в точности, как оно было. Он видит, как израильтяне
идут между стенами вод, а египтяне догоняют их, спеша вовсю; а когда они
вошли в море, он увидел, как воды возвратились и потопили их всех до
одного. Потом мы снова включили полный ход, понеслись дальше и стали
парить над горой Синай и осмотрели то место, где Моисей разбил каменные
скрижали, и ту равнину, где расположились сыны Израилевы и где они
поклонялись золотому тельцу. И все это было ужасно интересно, и гид знал
каждое место не хуже, чем я свой родной город.
Но тут у нас случилась беда, и все наши планы пошли насмарку. Томова
старая кукурузная трубка до того распухла и покоробилась, что уже никакие
завязки и веревочки не помогали: она треснула и развалилась на куски. Том
прямо не знал, что делать. Профессорская трубка ему не годилась - она была
пенковая, а человек, который привык к трубке из кукурузной кочерыжки,
знает, что все остальные трубки на свете ей в подметки не годятся, и ни за
что другую курить не станет. А мою Том не хотел брать, сколько я его ни
упрашивал. Мы прямо не знали, что и делать.
Он все обдумал и сказал, что нам надо порыскать кругом, посмотреть - не
найдется ли такой трубки в Египте, Аравии или еще где-нибудь; но гид
сказал, что это все напрасно - их там нету. Том сильно приуныл, но вскоре
развеселился и сказал, что нашел выход.
- У меня есть еще одна кукурузная трубка - первый сорт и почти новая. Она
лежит у нас дома на стропилах над кухонной плитой. Джим, ты с гидом
поедешь за ней, а мы с Геком расположимся тут, на горе Синай, и будем вас
дожидаться.
- Что вы, масса Том, да нам и в жизни наш город не найти! Трубку-то я
найду, потому что я вашу кухню знаю, но, ей-богу, мне ни за что не найти
ни нашего города, ни Сент-Луиса, и ничего такого. |