Через каких‑нибудь четверть часа раздумий, он решительно поднялся со стула и повязал вокруг бедер пояс с двумя револьверами. С вешалки взял фетровую шляпу с широкими полями.
– Можно мне пойти с вами? – робко спросила Наташа. Смуга взглянул на нее, словно только теперь вспомнил об ее существовании. Морщины на его лице разгладились и он улыбнулся.
– В контору Никсона можем пойти вместе, – ответил он. – Тебя, видимо, интересуют эти тревожные вести? Спасибо тебе за чай.
Смуга подошел к столику.
– Может быть подлить немного рома? – предложила Наташа.
– Спасибо, у меня не такая крепкая голова, как у капитана Новицкого. У него не задрожит рука даже после целой бутылки!
У Наташи замерло сердце. Значит, случилось несчастье! Отхлебывая чай, Смуга исподлобья наблюдал за молодой женщиной.
– Ничего не бойся. Збышеку ничто угрожать не будет, – успокоительно сказал Смуга. – В Манаусе еще пока соблюдают видимость законности, а на берега Путумайо я его не возьму.
– Вы берете на себя всегда все самое трудное, – тихо ответила Наташа. – Я боюсь… Как жаль, что здесь нет наших друзей!
– Ты права, – согласился Смуга. – Особенно Томек и капитан – они неоценимые товарищи в такого рода приключениях. Однако идём, Никсон ждет.
Они вышли из дому. Город Манаус расположен на возвышенности: его узкие, крутые улочки спускаются к превосходной пристани на берегу Амазонки. Из‑за жаркой полуденной поры улицы почти опустели. Богатые белые жители предавались сиесте в своих коттеджах с красными, черепичными крышами, осененными султанами стройных пальм. Вокруг их удобных домов простирались ковры красочных цветов. Туземцы, наоборот, в огромном большинстве случаев ютились на плотах, в хижинах, покрытых тростником или соломой. Плоты стояли привязанные к столбам на берегу реки. Над городом возвышались колокольни нескольких церквей и фронтоны крупных зданий. Их построили в спешке, рассчитывая на быстрое развитие города.
В подавленном состоянии Наташа шла рядом со Смугой. На этот раз она не обращала внимания ни на великолепные здания, ни на безработных, лежавших в тени складов. На пустынных в эту пору дня улицах города изредка встречались мужчины в огромных соломенных шляпах и с оружием у поясов.
Сразу же за площадью стояло небольшое одноэтажное здание. Окна были плотно закрыты от солнца жалюзи. Над входной дверью виднелась вывеска: «Никсон‑Риу‑Путумайо». Смуга отворил двери и вошел внутрь дома, пропустив вперед Натащу. Вскоре они очутились в кабинете Никсона. Там они застали уже Збышека Карского и еще двух служащих фирмы.
Увидев Смугу, Никсон вынул изо рта сигару и сказал:
– С берегов Путумайо приехал Уилсон. Привез очень плохие вести. На лагерь совершено нападение, мой племянник убит. Часть наших индейцев уведена в плен, остальные бежали в сельву.
– Пожалуйста, примите выражение моего сочувствия, господин Никсон, – серьезно сказал Смуга. – Когда это случилось?
– Точно двадцать дней назад, – спешно ответил Уилсон. – Я отправился в путь сразу же после нападения.
– А где вы были во время нападения? – спросил Смуга.
– Господин Джон послал меня в лагерь на реке Япуре. Один из наших индейцев прибежал туда ко мне и сообщил о нападении. Бандиты напали на наших неожиданно, воспользовавшись грозой, которая разразилась ночью. Когда молодого Никсона убили, и индейцы разбежались, мой человек сразу направился ко мне с печальной вестью. Несмотря на то, что индейцы не любят находиться ночью в сельве, он шел всю ночь. Благодаря этому, я очутился на месте нападения сразу же на следующий день.
– Были ли расставлены часовые, как я приказал? – спросил Смуга.
– Увы, нет. |