Хотя сейчас бы ему, скорее, подошли не гортанные, тягучие аллийские напевы, а тот шум и гам, который среди людей называется искусством. Современным. Молодежным.
Дэриэллу впору причислять себя к молодежи, потому что тысячелетия за плечами не сделали его хитрее и предусмотрительнее. Не научили подлости. О, нет, в теории он с нею прекрасно знаком, но заставить себя употребить знания на практике…
Мы сами даем жизнь своим убийцам.
Этика целителя — выдумки тех, кто к науке исцеления никакого отношения не имеет. Найта в них пока еще верит, она вообще пока слишком открытая и прямая. Не умеет лгать безнадежным больным или отказывать в помощи убийце. Она хочет спасти всех — но всех не получится, это не мечта и не сказка.
Жертвы всегда есть.
Но маленькой хрупкой Нэй пока можно еще не знать об этом и доверчиво смотреть на мир зелеными, как вода в лесном озере, глазами. А он-то, Дэриэлл, уже не мальчик.
Не на кого перекладывать вину. Мы сами виноваты в своих поражениях.
Дэриэлл упустил свой шанс. Единственный. Всего-то и надо было потянуть с визитом к «больному». Найте целитель солгал: не оставалось в запасе у Максимилиана этих тридцати восьми часов. Три, в лучшем случае. Так просто — не убийство даже, а просто неоказание помощи.
Кто бы осудил?
Меренэ, пожалуй, даже зауважала бы.
Но Дэриэлл привычно определил в жертву себя. Понадеялся на благоразумие Найты, на то, что увидев их рядом, его и этого жалкого князя, она поймет, какое чувство у нее настоящее, а какое — наносное, навязанное, неправильное. Но эта доверчивая девочка продолжала с восхищением и болезненной нежностью смотреть на своего монстра, даже когда он едва не убил самого Дэриэлла.
Что это, если не любовь?
Мы строим замки из песка — и превращаем их в мусор. Сами. Своими руками …
И будь Дэриэлл хоть немного умнее, то в хрустальной тишине Кентал Савал он ненавидел бы соперника и думал о том, как очернить его в глазах Найты. Так было бы легче.
Но отчего-то сейчас Дэйр вспоминает совсем другое. То, как жизнь возвращалась в искалеченное тело. Как горячая вода смывала грязь с белой кожи, нежной, словно у ребенка, и как появлялся на острых скулах слабый румянец. Как внезапно открылись синие-синие, цвета природного азурита, глаза, и князь Максимилиан совершенно четко сказал: «Спасибо», а затем снова впал в забытье.
Дэриэлл тогда перепугался — аж до слабости в коленях, потерял равновесие и позорно свалился в ванну.
Найта, слава богам, ничего не заподозрила и поверила сбивчивому, совершенно неправдоподобному объяснению.
Маленькая. Наивная. Влюбленная…
Глава 3. Передышка
У меня началась истерика — в самом медицинском смысле слова. Вот уже пятнадцать минут я рыдала-рыдала-рыдала и никак не могла успокоиться. Все это время Ксиль молчал и терпеливо позволял разводить сырость на своей футболке.
Ну, строго говоря, это была моя футболка. И не самая новая. И не самая симпатичная. Просто большая черная футболка, которая первой попалась под руку.
Боги, о чем я думаю…
— Над чем хихикаешь? Скажи, может, я тоже посмеюсь, — предложил князь. Странным было выражение его лица — и радость, и умиротворение, и недоверчивое ожидание того, что кто-нибудь сейчас ворвется и скажет, что все это сон. Как будто Ксиль никак не мог до конца осознать, что он теперь в безопасности.
— Над своими мыслями.
— Какими?
— Глупыми, — честно призналась я, отодвигаясь от него. — А ты сам не слышишь?
— Я пока весьма ограничен в способностях, — Максимилиан механически взлохматил свои волосы и сонно потянулся, улыбаясь. — Регенов уже хватает, но я притормозил их возобновление в крови, чтобы голод сильно не мучил. |