Тоня разевает рот. До моря? Это четыре километра с подъемами, ровными местами и прочими сложностями. Неужели сани могут уехать так далеко? Могут, уверен Гунвальд, но не сразу. Сперва надо их испробовать, а потом всё обмозговать.

Тормоза бывают двух типов. На одном снегокате — ручка, за которую Тоня должна тянуть, на втором — ножной тормоз.

— А тут чего? — спрашивает Тоня, указывая на третий снегокат, вообще без тормоза.

— Вот выясним, какой тормоз лучше, и поставим его на эти сани — у них самые роскошные полозья, — отвечает Гунвальд, потирая руки.

Он усаживает Тоню на первые сани.

— Они могут плоховато вписываться в повороты. Не беда — сейчас меня интересуют тормоза, — поясняет он в свое оправдание.

Тоня берется за руль, а Гунвальд включает рацию: они должны предупредить Петера, что Тоня стартует, — Петеру надо успеть перекрыть движение.

Это тот самый Петер, что живет в доме с экскаватором. Он дружит с Тоней и Гунвальдом и любит тетю Идун. Это тетя Эйр сказала. Но Петер такой робкий, что не дает роману хода. Просто любит тетю Идун и молчит — и так год за годом. Свихнуться можно, глядя на всё на это, говорит Гунвальд.

— Испытатель готов. Отбой, — гремит Гунвальд в свою рацию.

В ней что-то трещит и скворчит, но потом прорезается голос Петера:

— Движение остановлено. Отбой.

— Внимание! Марш! — командует Гунвальд, и прежде чем Тоня успевает собраться, старик с недюжинной силой толкает снегокат вниз.

Снегокат — это вам не санки. Тоня оказывается у моста быстрее, чем успевает подумать слово «мост». Она лихорадочно ищет ногой педаль. Вот она! Тоня давит изо всех сил. Перестаралась! Сани заносит, они ложатся на бок и пролетают мост на одном полозе. Тоня пытается выровнять сани, но только заваливается на другой бок. Сани не слушаются ее.

— Вау-у-у! — вопит Тоня. Пробный спуск не успел еще толком начаться, а Тоня и сани взлетают в воздух, как две диковинные птицы, и, описав длинную дугу, с громким чпоком шмякаются в снежную пудру.

Второй раз за сегодняшний день Тоня, лежа глубоко под снегом, пытается определить, жива ли она. Лицо сильно саднит.

Значит, жива, решает Тоня — и с трудом высовывает наружу голову.

Свет снаружи рассекается двумя тонкими ветками. Теперь Тоне ясно, что так кололо ей лицо. Это розы Салли. Они дремали себе под снегом, не чуя беды, и тут откуда ни возьмись прилетела Тоня и, не пощадив себя, решительно пробудила их от зимней спячки. Тоня просовывает голову между ветками розовых кустов и видит саму Салли. Та держит в руках коробку с лекарствами и с подозрением смотрит на не поместившиеся под снег сани.

— Господи, ну что ты теперь придумала? — спрашивает она.

— Мы с Гунвальдом проводим испытания, — объясняет Тоня, высовывая из глубокого сугроба правую руку — Это не опасно.

— Ну да, рассказывай! — ворчливо говорит Салли. — Ты, главное, шею не сломай.

Тоня обещает постараться не ломать.

— Салли, пока!

— Дурацкий снегокат, — говорит Тоня, дотащившись наверх до Гунвальда.

— Это пилот дурацкий, — отвечает Гунвальд.

— Лучше б научил! — сердито кричит Тоня.

И пока солнце движется к Большой Морде, Гунвальд вспоминает все свои былые познания в управлении санями с рулем и тормозом. Довольно много ценных сведений, кстати.

— Ну как там испытатель? Отбой! — просыпается вдруг рация.

— Она готова к старту! — кричит Тоня.