И, действительно, себя не узнала, когда через час глянула в зеркало. На меня смотрел не подросток с неряшливой пыльной прической для посещения забетонированных танцплощадок, на меня глядела прекрасная и гордая юная леди, над головой которой восходило пламенеющее южное молодое солнце. Казалось, старенький мастер вместе с заколками вложил в мои волосы свою потертую жизнью душу.

Я смотрела в зеркало и ощущала себя будущей победительницей. Всякие юннатские сомнения исчезли, и моя мечта обрела четкий и яркий образ. Старенький Михаил Соломоныч, того не ведая, послужил катализатором для решительного моего решения: если я могу быть такой сейчас, какой я могу быть потом, когда природа окончательно оформит меня в совершенные формы.

Мое явление на сочинских улицах произвело фурор — казалось, прохожие не верят глазам своим: они столбенели, будто видели Горгону, и долго смотрели мне вслед. Образ мифической страшилы, конечно, некорректен: она была ужасна, я же была прекрасна. Я шла независимой высокомерной походкой и воочию убеждалась, что вызывающей красотой тоже можно завоевывать сердца и брать города. Таксисты останавливались и были готовы вести такую красотку хоть куда. Я отказывалась, помня наставления мамы не садится в чужие машины. Почему? Оказывается, недавно в Сочи орудовал маньяк-таксист, который приглашал отдыхающих молоденьких девушек в свое авто, потом вывозил за город, насиловал в валунах и убивал. Плющил тела камнем, отсекал голову, руки и ноги, чтобы как можно дольше не устанавливали личность жертвы. Его все-таки поймали и расстрелял. Тогда ещё не было моратория на смертную казнь. Говорят, у него осталась жена и три прелестные доченьки.

Когда я вернулась из города Сочи, где, как известно, темные ночи, которых я не дождалась, мама потеряла дар речи, а потом устроила некрасивую истерику, пытаясь насильно окунуть меня головой в бочку с дождевой водой, стоящую в нашем дворике.

Попытка не удалась — теряя заколки, «Восход солнца» удалился в сторону моря, где пламенел закат дневной звезды. Волны растворили краску, и я воротилась домой в привычном виде гавроша, однако во мне зажило понимание, что я могу быть иной — Божественной. А есть ли цена у божества?

— Чтобы в Сочи не ногой, — заявила мама тогда.

— Почему?

— Потому, что я не хочу, чтобы тебя нашли в камнях без рук и ног. И головы!

— Мама, ты о чем? — искренне не понимала.

И наконец узнала истинную причину истерики мамы и её просьбы никогда не садится в незнакомые машины. Узнала о маньяке-таксисте, любители рубить кухонным резаком молодые красивые женские тела.

Потом все это забылось, но иногда, видя машину с шашечками у меня неприятно поднывает в груди.

— Подъезжаем, — голос Олега Павловича вырывает меня из прошлого.

Я вижу старые московские дома, они жмутся друг к другу, словно предчувствуя сырую осень и холодную зиму. Теплое ещё лето гуляет среди деревьев парка. Мамы сидят на скамейках детской площадки и обсуждают, вероятно, насущные вопросы текущего дня. Детишки качаются на качелях и возятся в желтой песочнице. У каждого свои проблемы, думаю я, есть они и у меня.

Главная: покорить Москву, а вернее — подиум столичной Высокой моды. И с этим решительно выбираюсь из машины: где тут у нас подиум?

М-да.