Изменить размер шрифта - +
 — Теперь все понятно. Ну конечно же, это не чума. Это еще одно доказательство того, что я вел себя как сумасшедший сексуальный маньяк. Впрочем, ты тоже хороша.

— Слава Богу, что это не случилось вчера.

— Да, действительно, — согласился с ней Тэйлор, а потом подошел к ней и крепко обнял за плечи. — Больно?

— Немного.

— Ложись в постель, а я сейчас принесу тебе эти магические таблетки.

На этом все и кончилось.

Когда Тэйлор улегся рядом с ней и крепко прижал ее к себе, чувствуя, что она начинает понемногу успокаиваться, его охватил новый прилив нежности.

— Линдсей, — тихо сказал он, переходя на шепот, — не забывай, пожалуйста, о том, что я люблю тебя даже тогда, когда твое тело дает мне лишь душевное тепло.

 

 

Во вторник Тэйлор наконец-то полностью раскрыл «Дело о жене-мошеннице», как он его назвал некоторое время назад. Он давно, уже стал давать яркие названия своим делам, так как надеялся в душе, что, когда ему стукнет восемьдесят лет, эти названия, придуманные им по образцу Перри Мэйсона, помогут ему восстановить в памяти все подробности того или иного дела. В полдень он встретился с обманутым мужем и предоставил ему все необходимые доказательства для начала судебного процесса. Тот был в такой ярости, что Тэйлор даже не рискнул выразить ему свое сочувствие по этому поводу. Он уже успел вызвать полицейских, чтобы те задержали его жену, и даже связался с окружным прокурором.

Направляясь домой по Пятой авеню, Тэйлор весело насвистывал, размышляя об одной компьютерной головоломке, которую услужливо подбросил ему один из приятелей с западного побережья. День был солнечным и очень приятным, хотя и не теплым. Для Нью-Йорка это был просто великолепный день, несмотря на то, что столбик термометра застыл на отметке сорок градусов. Потом он вспомнил о Линдсей и улыбнулся. Сегодня утром за завтраком, когда он торопливо поглощал овсяную кашу из огромной тарелки, а она нехотя пожевывала кусочки поджаренного хлеба, между ними произошел любопытный разговор.

— Давай куда-нибудь пойдем в четверг вечером, — неожиданно предложила Линдсей удивительно спокойным голосом.

— В четверг вечером? Это что, какой-то особенный день?

Она густо покраснела, но он насупился, склонившись над тарелкой.

— Ну, в некотором роде. По крайней мере для меня. Тэйлор отправил в рот очередную ложку каши и пристально взглянул на нее.

— Хорошо. Давай позвоним Иноку и Шейле и посмотрим, что можно придумать. Неплохая идея.

— Я не это имела в виду, Тэйлор!

— Да? — удивился он, рассеянно глядя на нее.

Линдсей еще больше покраснела, а потом увидела веселые огоньки в его глазах и со злости швырнула в него куском хлеба.

— Ты вредный тип, и тебя нужно… гофрировать!

— Нет, что угодно, но только не это, моя госпожа. Уж лучше отстегать меня колючим шиповником!

Линдсей нахмурилась:

— Нет, это уж слишком.

Тэйлор долго хохотал над этим, а потом подошел к ней, нежно обнял сзади и прижал к себе так крепко, что она чуть не задохнулась.

— Давай останемся в четверг дома и будем отмечать этот праздник не менее двенадцати часов подряд.

Тэйлор снова улыбнулся, вспомнив этот утренний разговор. Интересно, как там у нее дела с этими дурацкими съемками в лыжных костюмах? Слава Богу, что хоть день выдался погожий, а то бы она просто-напросто задубела в своем лыжном костюмчике. Ему почему-то всегда казалось, что рекламировать лыжные костюмы нужно где-нибудь на снежных склонах горы, а не на площади Вашингтона, как решили организаторы съемок.

А на съемочной площадке в это время царил жуткий беспорядок.

Быстрый переход