В свинарнике царила звенящая тишина. Он знал, как свиньи ждут и прислушиваются. Придется им подождать еще немного. Тишина была в любом случае хорошим знаком, пусть даже полная нетерпения. И все-таки он заглянул за дверь, не показываясь животным, только чтобы проверить Сири. Она спокойно лежала на своей куче опилок с полуприкрытыми глазами. Но вдруг его осенило, что история может повториться, на этот раз с Сири — даже с Сири. Надо отнести шерри домой, может, мать тоже захочет немного выпить. Это может стать своего рода подарком, если шерри не понадобится в свинарнике. Конечно, они, как взрослые люди, никогда не дарили друг другу подарков на Рождество. Он достал пакет с медом, кровяным пудингом, газетой и рождественской открыткой, остававшийся в кабине трактора, и зашел в дом. Вот-вот пойдет снег. Хорошо бы много нападало. Тур бы с удовольствием его расчистил. Отец сидел за кухонным столом у окна. Полурастаявший хлеб был нетронут, даже полиэтиленовый мешок не открыт.
В конторе, плотно закрыв за собой дверь, Тур позвонил Арне еще раз.
— Кстати, — сказал он, — мне еще нужно немного шерри. Две по поллитра, самого дешевого, ничего этакого не нужно.
Арне заверил его, что все будет в порядке, и спросил, слышал ли он новости.
— Какие?
Сын Ларса Котума повесился, вчера. Ингве. Он только что узнал.
— Проклятье. Как ужасно.
Единственный сын, сказал Арне, но у них по счастью еще замужняя дочь на другом хуторе.
— И прямо перед Рождеством, — сказал Тур и тут же почувствовал, как банально это звучит, будто бы мрачные стороны жизни отступают на второй план в этом очевидном общем помешательстве.
— Из-за какой-то девчонки, — сказал Арне, но больше он ничего не знал. И добавил: — Наверняка этим твой брат занимается.
— Чем этим?
— Похоронами. Ну и всем с этим связанным. Точно, твой брат.
— Тебе виднее.
Тур затопил в гостиной и отправился в свинарник. В мойке у него не было открывалки, до этого раньше никогда не доходило, и он открыл пиво перочинным ножом. Между первой и второй бутылками он натянул комбинезон и сапоги. Пиво было теплым. Он прихватил пустой мешок из-под корма и марципановую свинку и заперся с Сири, обратив внимание на полную семейную идиллию в загоне у Сары. Положил мешок на пол и уселся прямо на него. Сири стала обнюхивать его плечо. Огромное животное с пастью, полной острых, как бритва, зубов, при желании легко могло его прикончить, но он с невероятной детской уверенностью полностью ей доверял.
— Подожди, — сказал он и допил бутылку. Она принюхалась к его рту, когда он долго рыгал, сначала рыгнув один раз сильно и потом разразившись несколькими короткими отрыжками. Он открыл красную картонную коробку, отломил марципановой свинке голову, дал Сири. Она громко жевала мокрыми губами. Чтобы покончить с собой, нужно мужество, тем более чтобы повеситься. Отнять у себя дыхание. А может, это наоборот простой способ, откуда ему знать. Но если уж решился, да к тому же нашел крепкую веревку… Проще всего, наверное, наесться таблеток и умереть во сне. Он видел мальчика несколько раз, на велосипеде по дороге к фьорду с биноклем на шее и каким-то сложенным штативом на багажнике. Наверняка штатив для бинокля, чтобы тот надежно стоял. Народ в магазине судачил, что сын Котума не хочет работать на хуторе, что от него нет проку, что он хочет только глазеть на воробьев в бинокль. Вообще-то странно, что Бритт не знала, что мальчик повесился, он ведь тоже ходил в магазин. Наверное, она очень торопилась. Даже на штрихкоды ей наплевать, когда кофеварка в подсобке наполнена свежей водой и кофе. Продавщицы, конечно, сорвали пластиковую крышку с коробки пряников и объедались, исполненные рождественского настроения и соболезнований.
— У Котума есть дочь на соседнем хуторе, — сказал Тур вслух, — хоть что-то. |