Время было уже позднее, но поясная разница делала телефонный разговор возможным. Питер искренне обрадовался и начал немедленно выяснить: уж не решился ли Алекс продолжить преподавание курса наук в их общем детище?

Ну, до этого еще не дошло, но кто знает, кто знает?..

Потом Турецкий стал объяснять Питеру цели своей поездки в Штаты. Есть, мол, вот такой тип, он давно получил американское гражданство, но продолжает наезжать в Россию, писать, печататься, и с этим обстоятельством связаны некоторые серьезные неприятности, которые как раз сейчас и вынужден расследовать Александр Борисович. Короче, все подробности при встрече в Мюнхене, где он, вполне возможно, даже остановится на денек, если друг не возражает.

Рев разъяренного быка, в которого пикадор воткнул сразу десяток острейших пик, был ничто по сравнению с той реакцией, которую услышал Турецкий. Он был недолог, этот рев, но весьма внушителен. А смысл его свелся к одной короткой фразе: «Он еще спрашивает?!» Подразумевался Турецкий. Действительно, чего было спрашивать, если ответ и так на ладони. Не на его, Александра, а на той, что у Питера, которую в шутку окрестили «полтора кило сарделек». И вообще, необходимо также отметить, что Реддвей был наверняка самым могучим и толстым отставным генералом среди военнослужащих Соединенных Штатов. И гордился этим. Но при этом он был очень подвижен и легок на подъем, хотя терпеть не мог подниматься из своего «полуторного» кресла без острой необходимости. Вот такой человек.

Покончив, таким образом, с взаимными приветствиями, Турецкий поинтересовался у Пита, где сейчас находятся их общие друзья, бывшие студенты. В частности, Александра интересовал, помимо, разумеется, подружки Кэт, еще один «бывший» — Джек Фрэнки, который, по, возможно, устаревшим данным Турецкого, все еще работал в Пентагоне.

Был и еще один интересный человек, русский по происхождению — Майкл Майер, которого Александр звал просто Мишей, и он был агентом ФБР, но работал в основном в Европе, в частности в Германии. Он не имел никакого отношения к Реддвею, хотя они могли быть знакомы.

ЦРУ, ФБР, Пентагон, нью-йоркская полиция, наконец, министерство юстиции США и генеральная прокуратура — вон в скольких «конторах» Турецкий имел своих знакомых! И чтоб с таким богатством связей, да не найти какую-то паршивую пишущую машинку? С одной стороны — курам на смех, а с другой? Прекрасно знал Александр Борисович, как разбиваются надежды — и не о гигантский волнолом препятствий, а о чей-то скользкий плевок.

Фрэнки, по словам Пита, работал все там же, возился с суперкомпьютерами, — это очень хорошо. Именно великое умение Джека, как, впрочем, и не меньшее мастерство Денискиного Макса, особенно ценил Турецкий, когда требовались закрытые для посторонних сведения, не наносящие ущерба престижу Соединенных Штатов Америки — это было первое и единственное условие Пита, — либо Российской Федерации — за эту сторону дела отвечал уже сам Александр Борисович, что называется, со товарищи.

Значит, здесь — порядок. Спрашивать у Реддвея по телефону о Майере не следовало — это собственный контакт Турецкого. Оставалась самая сладкая конфетка — Кэтрин. И вот тут блеснула молния, распоров мир надвое, и громыхнул гром среди ясного неба! Оказалось, что ни в нью-йоркской полиции, ни в самом городе Нью-Йорка больше нет никакой Кэт.