— Давайте поступим проще, — предложил он. — Вы где живете?

— На Арбате, в Сивцевом Вражке, а что?

— Есть превосходная идея. Вы выходите из дома, я вас забираю, и мы пешочком проходим буквально два шага до «Праги». А там смотрим, в каком зале устроиться — можно в Зимнем саду, можно где понравится. Как? Я когда-то очень любил этот ресторан, но уже, кажется, сто лет там не был.

— А нас пустят? Там же всегда народу-у!

— Обязательно пустят и право выбора предоставят, можете быть уверены.

— Прекрасно, уж наших-то там точно не будет!

— Почему?

— А он дорогой ресторан.

— Это уж опять их, а не ваша забота. Диктуйте адрес…

— Ты с кем там договариваешься, предатель рода человеческого?! — загремел из другой комнаты Грязнов.

— Ты будешь сейчас сильно смеяться, Славка! С девушкой.

— Понятно, что не с юношей. С ними по ресторанам шляются только знаешь кто?

— Знаю, — сказал, входя в комнату, Турецкий. — Я, брат, многое знаю, но молчу. Иначе в нашей профессии нельзя. Но ты не волнуйся, нравственность моя ничуть не пострадает. Я хочу ее раскрутить по горячим следам.

— Кого «ее»?

— Секретаршу.

— Батюшки мои, секретаршу таскать в «Прагу»!

— Она хорошенькая. Когда не сердится.

— Деньги-то есть? Или спонсировать?

— Слава, когда настанет время, я тебе скажу. А пока на «самостоятельность» хватит. Там, кстати, где-то рядом квартира этого Липского.

— Так ты что, хочешь заодно влезть в эту квартиру? С ее помощью?

— А что, неплохая идея… если бы она согласилась поиграть со мной в шпионов.

— Так поиграйте, кто вам мешает?

— Я учту ваш совет, господин генерал. Машинка пусть поторчит у тебя ночью, ладно? А утром ты можешь на ней ехать в присутствие и там оставить, а я позже заберу.

— Ты что?! — почти возмутился Грязнов. — Ты не собираешься ночевать у себя дома?! Или… Нет, на это ты никогда не пойдешь!

— Ты о чем?

— А, так ты собрался раскручивать ее на бульваре Гоголя, где опадают клены? Ну, мастер!

— Девушка будет тоже крепко спать в своей девичьей же кроватке и видеть радужные сны. А я буду у себя и завтра явлюсь на каторгу чисто выбритым. Укором твоей совести. Как не стыдно думать такое о товарище?

— Гусь теперь тебе товарищ! — злорадно захохотал Грязнов.

…Турецкий не узнал ее. Он подъехал на такси по бульвару до угла Сивцева Вражка, прошел несколько десятков метров в глубь квартала и увидел у искомого подъезда нечто волшебное. В прямом смысле. Навстречу ему двинулось некое изумительное создание с пышной прической «а-ля Пугачева», с крепкими, стройными ногами на высоких каблуках. Переливающееся и туго обтягивающее ее тело платье было так коротко, что казалось, будто девушка просто забыла про верхнюю одежду. И в то же время все это ей поразительно шло — вот такой, черт возьми, парадокс.

— Я вижу, вы потрясены, мой кавалер? — заметила она, беря его под руку и обдавая волной неожиданно пряных духов.

— Вы нашли нужное слово — потрясение, — кивнул Турецкий. — Я теперь очень опасаюсь, что вас-то пропустят, но меня просто вышвырнут вон, как приблудного щенка, недостойного и близко стоять рядом с такой красавицей. А скажите, Золушка, как вам удается настолько преображаться?

— Мне не очень удобно… — начала она, не отвечая на его вопрос, — но хотелось бы перейти на «ты», если вы не против, Саша?

— Как там говорят ваши любимые французы? Погодите, сейчас вспомню… Meme en ton absence — touyours avec toi!

— Неплохо, — усмехнулась она, — и произношение не очень подкачало.