После еще одного танца Тони предложил:

— Давай прогуляемся, Бетти. Отойдем от этого толковища, поговорим.

— Хорошо.

Тони взял ее за руку, и они ушли торопливо от толпы по тускло освещенной улице. Тони понятия не имел, куда они направляются, просто шел, держа ее за руку. Потом обнял ее за талию, Бетти не отстранилась, и они молча продолжали шагать, и их бедра изредка соприкасались. Когда они поравнялись с отелем, Тони вспомнил, что перед ним припаркована его машина, и повел ее туда. Подойдя к «бьюику», он открыл дверцу и помог Бетти сесть на переднее сиденье. Потом выехал из города по извивающейся, густо обсаженной деревьями дороге и, найдя небольшой просвет, съехал с дороги на обочину.

— Зачем ты привез меня сюда, Тони? — спросила Бетти.

Он повернулся к ней:

— Я просто хотел остаться с тобой наедине. Ты и никого больше.

Его сердце грохотало в груди, и он не мог объяснить, даже понять, что с ним происходит. Околдовала она его, что ли? В темноте он не мог разглядеть ее, только ощущал ее близость.

Он придвинулся к ней по сиденью, неуклюже положил руку на ее плечи и притянул к себе. Она вяло сопротивлялась, взывая к нему:

— Тони, пожалуйста, не надо, Тони.

Внезапно Бетти ослабела, и Тони прижал ее к себе, нашел левой рукой ее лицо в темноте и приподнял его, склонился над ним и припал к ее губам. Они у нее оказались мягкими, нежными, сладкими; ее руки неуверенно, робко обвились вокруг его шеи. Тони почувствовал, как бурлит кровь в его венах, угадал, даже услышал, что и ее сердце бьется так же безумно, как и его собственное, и, обняв ее обеими руками, вжал в себя.

Когда он наконец отпустил Бетти, то услышал ее учащенное прерывистое дыхание, да и сам еле перевел дух.

— Не целуй меня так, Тони, — взмолилась она.

— Да что с тобой? Неужели я тебе совсем не нравлюсь?

Он едва смог расслышать ответ, так тих был ее голос.

— Не в том дело, Тони. Я… ты… пугаешь меня. Что-то в тебе есть такое… Не знаю. Ты… нехороший, Тони. Еще никогда я не была ни с кем похожим на тебя.

Его руки все еще обнимали ее, их лица почти касались друг друга. Тони поцеловал ее в щечку, в уголок рта, услышал ее негромкий вздох, когда их губы слились.

В темноте Тони различал лишь контуры ее тела, но мог вообразить чистую белизну ее кожи. Задыхаясь, Бетти шептала:

— Не надо… Тони, пожалуйста… Я боюсь…

Тони молчал. Его сердце колотилось в бешеном ритме. Он повернулся, еще ближе придвинулся к ней, обнял, находя своим телом ее тело, своими губами ее губы.

— О, Тони, — приглушенно, словно в бреду, говорила Бетти. — Я боюсь. О, Тони… О, Тони…

Позже он целовал ее залитые слезами щеки, ее соленые губы.

— Успокойся, — говорил он. — Ну почему ты плачешь?

— Я не знаю. Честно, не знаю. Просто плачу, и все. Целуй меня, Тони, целуй…

Они сидели, обвив друг друга руками, и незаметно проговорили битый час. Бетти рассказывала ему о себе: ей восемнадцать, живет с матерью и отчимом. Мать часто болеет. Она прожила в Напе всю жизнь, родилась здесь. Припомнила какие-то мелочи, которые не должны были бы интересовать Тони, но он жадно слушал и переспрашивал ее.

— Теперь ты услышал обо мне почти все, — сказала Бетти, — а я не знаю ничего, кроме твоего имени и того, что ты из Сан-Франциско. Так что ты скажешь о себе, Тони? Чем ты занимаешься? Я тоже хочу знать о тебе все-все.

Тони ласково поглаживал ее теплую обнаженную руку и принялся было сочинять какие-то пустяки о себе. И вдруг словно плотину прорвало — он рассказал ей о Шарки, о том, как занялся своим бизнесом, как достиг своего нынешнего положения.