Папа.

Эта дверь отличалась от той, в которую он заглянул вчера. Она была покрыта слоем жесткой грязи, которую невозможно было стереть, сколько бы слюны он ни использовал и как бы сильно ни растирал ее ладонью. Не в силах очистить ни одного пятна на стекле, Глен просто прижался лицом к внешней стороне двери и закрыл лицо руками, чтобы блики от солнца его не слепили. Сквозь грязь он смог различить в темноте неясные фигуры, коробки, какие-то треугольные предметы, скелеты комнатных деревьев.

И папу.

Он стоял перед квадратной черной дырой, которая вела в один из старых универсальных магазинов. Ничего не делал, просто стоял там. Он был уже ближе, чем вчера, и Глен мог видеть его отчетливее. Он выглядит совсем не так, как раньше, — подумал Глен. Его кожа была совершенно белой, а одежда выглядела рваной и потрепанной.

Если он живет так близко, — удивился Глен, — то почему он никогда к нам не приходит? Мама говорила, что он уехал и нашел работу в другом штате.

Может быть, этот оборванец вовсе и не был папой.

Но тут мужчина помахал рукой, улыбнулся, и Глен понял, что это папа.

— Глен!

Он обернулся на звук голоса и увидел свою маму, стоящую за забором на другой стороне парковки.

— Уходи оттуда! Сейчас же!

Глен рискнул бросить последний взгляд через дверь, прежде чем уйти. Он увидел, что папа ушел и в торговом центре никого нет, а потом Глен побежал обратно через пустую парковку к маме.

Она была в ярости, ее лицо покраснело, но ему показалось, что он увидел в нем не только гнев, но и страх.

— Какого черта ты тут делаешь? — требовательно спросила она. Мама схватила его за руку, быстро и сильно шлепнула по заднице и втолкнула в машину. — Я же сказала тебе держаться подальше отсюда!

Мимо проехал лоурайдер, полный темных лиц.

— Эй, мамашка! — прокричал кто-то. — Дашь, если полижу?

Его мама проигнорировала пошлятину и, плотно сжав губы, села за руль. Она сердито посмотрела на Глена.

— Нам предстоит серьезный разговор, молодой человек.

Он молча кивнул.

Домой они ехали в тишине.

Мэрилин сидела в гостиной, уставившись в экран телевизора. Шла какая-то программа, ситком, но она ничего не видела и не смогла бы сказать, что там показывали. Глен был в ванной, принимал душ. Она слышала, как журчит вода. Он был там уже почти полчаса, и Мэрилин понимала, что он не торопится, растягивает мытье, пытаясь избежать встречи с ней.

Она не винила его за это. В каком-то смысле даже была рада этому. Она все еще не решила, что ему говорить, а что нет, все еще не выработала свой подход к этому. По какой-то причине Мэрилин чувствовала себя неуютно, почти испуганно. На самом деле она не боялась, что Глену угрожает физическая опасность. Он жил в этом городе всю свою жизнь и знал, как о себе позаботиться. Мэрилин больше боялась того психологического ущерба, который он может получить. Возможно, в знании того, что его отец мертв, для Глена нет ничего хорошего, но и в том, что он считает своего отца живым, а ведь это не так, тоже полезного мало. Глену казалось, что он видел своего папу и раньше: в толпе на телевизионном бейсбольном матче, как-то раз на Рождество, сворачивающим за угол на оживленной улице. Если и дальше будет так продолжаться, то скоро он будет видеть своего папу повсюду.

Но Мэрилин беспокоила не только мысль о том, что Глен думает, будто видел своего отца. Именно факт того, что он видел своего отца в торговом центре, придавал ее беспокойству оттенок страха, хоть ей было стыдно признаться в этом даже самой себе.

Торговый центр.

Торговый центр пугал ее даже в прежние времена, когда еще был открыт. Конечно, тогда он уже умирал. «Нордстром» уже ушел, а «Мейси» собирался уходить, но большинство небольших магазинов все еще оставались, и Мэрилин с подругами часто проводила субботы, шерстя магазины одежды в поисках выгодных предложений.