А может и нет. Может быть, в конце концов он будет ненавидеть ее всю свою жизнь.

В любом случае, у нее было такое чувство, что он, по крайней мере, больше не увидит своего отца в торговом центре.

Глен уставился в потолок своей комнаты. Мертв. Убит. Это было именно то, что папа сказал ему, что она скажет.

— Она хочет, чтобы ты думал, что я мертв, Глен, — сказал папа. — Но это не так. Мэрилин всегда была ревнивой сукой, и именно поэтому она так много лжет обо мне. Она знает, что я люблю тебя больше, чем она сама. Знает, что я могу дать тебе лучшую жизнь и более счастливый дом, но не хочет этого. Мама не любит тебя, но терпит только для того, чтобы отомстить мне. Однако я люблю тебя. Я люблю тебя.

Глен думал об этих словах, и даже в его памяти они звучали хорошо: я люблю тебя.

Он пытался сосредоточиться на этих словах, пытался повторять их самому себе снова и снова, но другие слова продолжали вторгаться в его сознание.

Сука.

Шлюха.

Заслуживает смерти.

Он лежал, думая, не засыпая.

Позже, после того как мама выключила телевизор, после того как он услышал, как она легла в постель и выключила свет, Глен спустился на кухню, где мама хранила ножи.

Глен стоял на потрескавшемся цементе у входа в торговый центр и всматривался сквозь стеклянную дверь.

— Я прикончил ее, — сказал он, и папа улыбнулся, а свет в торговом центре стал ярче. Там, где раньше был полумрак, Глен теперь мог видеть магазины, чудесные магазины, заполненные товарами. Музыкальный магазин со стеллажами с компакт-дисками, стенами, покрытыми плакатами, крутыми мелодиями, ревущими из скрытых динамиков. Продовольственный магазин, полный конфет и кока-колы. Магазин игрушек, наполненный всеми мыслимыми играми, фигурками и моделями. Папина улыбка стала еще шире. Он протянул руки к Глену, и грязная стеклянная дверь, разделявшая их, медленно открылась. Глен почувствовал прохладный воздух, запах специй и еды.

— Тогда пойдем со мной.

Глен вошел в торговый центр. Он улыбнулся отцу, но улыбка эта была не совсем искренней. Тот гулкий звук в папином голосе вернулся, и так близко он звучал немного… пугающе.

— У нас здесь есть друзья, — сказал папа. — Много друзей.

В глубине торгового центра, почти не заметные в ярком свете, Глен видел темные фигуры, входившие и выходившие из магазинов с пакетами, делая покупки. Он прищурился, вглядываясь внимательнее, и ему показалось, что он узнал некоторые фигуры. Отец Карлоса Мондрагона. Брат Лероя Вашингтона. Джон Джефферсон и Дэвид Эрнандес.

Мертвые члены банды.

Глен оглянулся через плечо. Дверь в торговый центр все еще была открыта, и через входную дверь он увидел свою маму, бегущую к нему через парковку. Испугавшись, он снова посмотрел вперед.

Папины глаза вспыхнули.

— Ты солгал мне.

— Я не смог, папа! Я не смог! — он сделал шаг назад.

А потом папа снова улыбнулся.

— Все в порядке, Глен. Все нормально, — его улыбка стала еще шире. — Но даже если ты не убил ее, ты все равно не хочешь жить с ней, не так ли? В этой маленькой крошечной квартирке? — он сделал широкий жест рукой. — Разве ты не хочешь жить здесь, со мной?

Губы Глена внезапно пересохли. Внутри он почувствовал тот же холод, что и вчера, когда папа сказал ему, что он должен сделать. Позади себя он услышал мамин голос, выкрикивающий его имя. Ее голос был злым, испуганным, надтреснутым, плачущим, но для него он звучал совершенно чудесно.