— А ты умеешь?

— Ну, я далеко не так хорош, как он, но я могу срастить кость и заживить кожу, — сказал Мэттью. — Думаю, остальное вылечится само. Папа пытался научить нас про целительство всему, что мог.

— Ты уверен? — неуверенно спросил Грэм. — Не хочу остаться калекой.

Уверенность Мэттью постепенно начала возвращаться:

— Ага, уверен, а если и ошибаюсь, то мы можем показать твою руку Мойре через день или два. У неё такие вещи получаются лучше, чем у меня.

— А если она тоже всё испортит?

Мэттью одарил его диким взглядом:

— Тогда мы сделаем тебе новую руку, магическую руку, выкованную из лучшей стали, и зачарованную, чтобы иметь силу дюжины человек!

— О боже, — простонал Грэм. — Убей меня сразу. Просто сделай, что можешь.

— Ладно, — сказал Мэттью, прикусывая губу, когда начал использовать свои чувства, чтобы решить, с чего начать. — Будет больно.

— Когда твой папа это делал, больно не было, — с лёгкой тревогой ответил Грэм.

— Ага, — кивнул его друг. — Он знает, как блокировать нервы, чтобы остановить боль. Этой частью я ещё не овладел.

— Почему нет?!

— Ну, мне же не удаётся практиковаться на людях каждый день, — сказал Мэттью в свою защиту. — …и у некоторых людей есть к этому инстинктивная склонность… в отличие от меня, — признался он.

— Бля, — сказал Грэм.

Было гораздо больнее, чем он ожидал, но Грэм почти не издавал звуков, сжимая зубы и не раскрывая рот, чтобы давить в себе невольные хрипы и вскрики. Потребовалась вся его воля, чтобы сидеть неподвижно, пока Мэттью не закончил.

Глава 4

Леди Роуз Торнбер сидела передней приёмной семейных апартаментов, которые делила со своим сыном и своей дочерью, Кариссой. Время было раннее, настолько раннее, что даже для жаворонков оно было чересчур, но для Роуз оно не было чем-то необычным.

Она осторожно прихлёбывала чай, чтобы не обжечь губы. Некоторые люди предпочитали пить первую чашку у окна, чтобы наслаждаться утренним солнцем, но она никогда себя не утруждала. Небо едва начинало светлеть ложной зарёй, когда она просыпалась каждый день — смотреть было не на что. К тому времени, как солнце покажется из-за горизонта, она уже допьёт свой утренний чай, оденется, и начнёт работать над ожидавшими её задачами.

— Утро, Матушка, — тихо сказал Грэм, входя в комнату.

Прошлым вечером он вернулся поздно, когда она уже легла, а теперь уходил до рассвета. Это показалось ей странным.

— Доброе утро, милый мой сын, — ответила она. — Куда ты направился столь рано?

— Подумал проехаться с утра верхом, — сказал он после почти неуловимого мига колебаний.

Лицо её не дрогнула, но внимание Роуз в этот момент резко сосредоточилось на её сыне. Его уклончивость была необычна, и отвлекла остальную часть её разума прочь от занимавших её повседневных мыслей. «Почему он лжёт?»

Она делала некоторые скидки на его возраст. В конце концов, ему было пятнадцать. Однако в отличие от большинства подростков, он пока почти ничего не пытался скрыть от своей матери. Он унаследовал от отца его чрезмерную честность, что, наверное, было к лучшему, поскольку врун из него был ужасный.

Однако это не имело бы никакого значения. Немногим людям удавалось лгать Роуз в лицо.

— Тогда обними свою мать, пока не ушёл, — сказала она ему.