— Тогда почему ты хочешь его использовать?

Голубые глаза Мэттью уставились в его собственные:

— Ты знаешь, почему.

Грэм кивнул:

— Ага.

Мэттью развернул кожаную сумку, которую взял с собой, открыл её сверху, и засунул куски меча внутрь. Закончив, он снова свернул её, и положил в карман своей куртки.

— Это был один из тех магических мешочков, которые делает твой отец?

Мэттью снова осклабился:

— Не-а. Кое-что новое.

— Это как?

— Папины являются вариацией магического портала. Они открываются в хранилище, которое он спрятал где-то ещё. У моего же нет нигде никакого спрятанного хранилища. Он на самом деле открывается в пространственный карман…

— Стой, — сказал Грэм.

Лицо его друга вытянулось:

— Но это действительно важно, потому что я использую те же самые принципы как компонент чар…

— И я всё равно не пойму, — сказал Грэм.

Мэттью закрыл рот, но Грэм видел, как слова бултыхались в голове его друга, не находя выхода. От этой мысли ему захотелось рассмеяться, и он в конце концов уступил:

— Ладно, всё равно расскажи, но не жди, что я потом хоть что-то вспомню.

— Ещё как вспомнишь, — мгновенно начал Мэттью. — Это очень просто, по крайней мере — функционально… скрывающиеся за этим расчёты весьма головоломны, почему никто, наверное, никогда и не делал этого прежде. Основной принцип основан на том факте, что мы на самом деле окружены неизвестным числом измерений, помимо трёх, о которых мы обычно думаем, и они проходят через ещё большее число параллельных миров…

Грэм кивал время от времени, провожая друга обратно к мастерской. Но это едва ли имело значение. Мэттью мало с кем мог поговорить о своих проектах, и пока они шли, он всё время что-то описывал, едва замечая то, реагировал Грэм или нет.

«Он просто раскладывает это всё у себя в голове», — подумал Грэм. Сам же он думал о грядущем послеполуденном тренинге с Сайханом, гадая, сможет ли он наконец добраться до чего-то помимо сидения неподвижно и кормления насекомых.

* * *

Остаток дня с рослым воином оказался разочарованием. Разницей пока было лишь то, что вместо обычного деревянного прута Сайхан принёс набор тонких тростинок, связанных вместе в виде палки. Эту перемену он никак не объяснил.

Грэм сидел на месте дольше часа, когда это случилось.

С недавних пор он начал ускользать прочь, пока сидел на месте, но не как обычно — его тренер всегда чуял, если Грэм начинал засыпать. Тут было по-другому. Он сосредотачивался на своих неудобствах — на боли в ногах, на зудящей коже, — и они начинали таять. Это было примерно как смотреть в одну точку на стене, пока не обнаруживаешь, что не можешь больше её видеть, не отведя взгляд. Иногда казалось, будто его тело исчезало, но переживание это не было ужасающим, как можно было бы ожидать — оно было умиротворённым.

Он снова достиг этого состояния, растаяв в небытии, когда ощутил перемену. Это был не совсем шум, а какое-то движение. Его наставник всегда тихо стоял позади него — Сайхан с тем же успехом мог бы быть деревом, настолько мало он двигался, пока его ученик сидел на земле. Однако теперь он пришёл в движение.

Связка тростинок резко ударила Грэма сбоку по шее, послав по его телу острый укол боли. Убеждённый, что это было ещё одной странной проверкой, Грэм сохранял идеальную неподвижность, игнорируя ушиб.

— Это был пример, — послышался из-за его спины голос мужчины. — Отныне я буду иногда бить по тебе. Когда я так делаю, ты можешь двигаться, чтобы уклоняться или ставить блок — но только в эти моменты.