— Все, что я видела, мадам, меня совершенно не касается, — проговорила она.

Похоже было, что с самого начала новой королеве Франции понадобятся и ее участие, и молчание.

Глава 4

Во Франции началось для Анны веселое время. Двор Людовика был подобен цветнику, и молодая Болейн чувствовала себя в нем, словно бабочка, сбросившая кокон детства и превратившаяся из куколки в яркое существо, порхающее с цветка на цветок, спеша насладиться их ароматом. Она восторгалась великолепием Парижа, в нем ей нравилось все, да и служить ей выпало молодой королеве, чья жажда веселья была под стать ее собственной.

К тому же Мэри явно благоволила к ней, и не только потому, что рассчитывала на ее молчание, но еще и потому, что эта фрейлина пришлась ей по душе. Ведь именно Анна помогала ей переносить разлуку с любимым. Даже когда ревность его собственных придворных заставила короля Людовика отправить назад в Англию большинство фрейлин его новой супруги, Анне было позволено остаться. Из-за ее беглого французского, как полагал сэр Томас Болейн. За это отец и дочь не раз поминали добрым словом трудолюбивую Симонетту.

Видя, как неприятны Мэри французские придворные, Анна торжествовала: кругом эти льстивые французы и только одна фрейлина из Англии!

Во всем остальном Людовик был безупречен. Он не только осыпал свою «прекрасную розу Тюдоров» дорогими подарками, но ради нее уже на закате своих лет изменил вредным привычкам и с сожалением глядел на растраченные впустую годы. И все это благодаря обожаемой им Мэри, которая без каких-либо усилий, просто оставаясь самой собой, смогла возвысить любящего ее человека. Она не вела, подобно другим, утомительных религиозных бесед, чтобы выказать свою набожность и образованность, и редко чему удивлялась. В стране, отличавшейся свободой нравов, она держала себя просто и естественно: смеялась над двусмысленными шутками, оставаясь при этом безупречно чиста.

Анна Болейн была достаточно сметлива, чтобы видеть, что госпожа ее выбрала самую правильную линию поведения, и сама она собиралась поступать таким же образом. Хотя королева Мэри была не особенно строга со своими придворными, но, если те попадали в щекотливое положение, гнев ее был неминуем.

Анна об этом знала, да и помнила всегда, что она имела честь быть дочерью посла и все, что она делала, могло быть и во славу и во вред ее родной Англии. Как бы беспечно и радостно она ни наслаждалась веселой жизнью в Париже, память о милых садах Хевера тоже помогала удерживать ее от безрассудных поступков.

Анна была очень осторожна, что при ее живом характере давалось с трудом: уж слишком она была незаурядна, чтобы не привлечь к себе внимания, иногда даже самого дофина, а это не сулило ей ничего хорошего. С каждой победой необычная красота ее, как нарочно, все более расцветала.

Видя, как пылкие молодые люди бросают ради нее признанных красавиц, Анна поняла, что владеет чем-то таким, что способно околдовывать сильнее, чем хорошенькое личико. От нее исходили какие-то неуловимые флюиды, сражавшие наповал представителей сильного пола. Оставалось только научиться умело пользоваться этим драгоценным даром.

Когда очередной ее страстный поклонник заходил слишком далеко, она искоса смотрела на него своим неотразимым взглядом, одновременно и побуждая и останавливая. Для большинства этого было достаточно. Но встречались и другие кавалеры — более смелые или опытные, — общение с которыми научило ее необходимости прятать свои ответные пылкие чувства под маской показной холодности. И не только для того, чтобы раздразнить кого-то, а чтобы спасти себя от неприятностей.

Жизнь во Франции многому научила провинциалку Анну. И разбудила в ней чувства. Но девушка была достаточно умна, чтобы понимать, что чувственность ее была самым слабым местом, врагом, который может предать в любой момент, разрушить и отобрать все, чего она уже смогла добиться.