Лиза щурила близорукие глаза и задорно говорила:

- А что ж? Обычное дело - и научным работником! Аспирантом! Вот увидите, девочки, буду аспирантом!

Катя промолчала. Ей совсем не хотелось поступать в аспирантуру: казалось, что аспирант должен сидеть в темном, неуютном помещении и писать непонятные книги. Она мечтала о небывалых урожаях свеклы, о многолетней ветвистой пшенице. Но как же Степан? Ведь он обязательно должен жить в городе? На минуту ей стало грустно. А затем, подумав, что все это вопросы далекого будущего, она сказала:

- Девушки, пойдемте в парк!

Августовские ночи темны, августовские звезды ярки я холодны, будто в них заключены те хрупкие, блестящие снежинки, которые закружатся над землей в ноябре.

В бездонной темнофиолетовой глубине неба властвует холод, зв&нящая хрустальная тишина, но земля все еще дышит тепло и мягко, как живая. Вот тихо прошелестел ветер, и на аллею плавно упал лист клена - он кажется золотым в лучах фонаря.

Катя потрогала его, - листок еще совсем теплый. Девушке захотелось сберечь его на память об этом вечере. Она даже подняла его, но затем передумала: чем, собственно, этот вечер отличается от всех прочих? - и положила листок в сторонку, за скамью, чтобы прохожие не растоптали его.

Катя сидела с подругами в парке. Им было хорошо, радостно, но Кате недоставало Степана. Если бы она могла поговорить с ним обо всем, что ее тревожило, ей стало бы совсем легко.

Степан уехал в тот день, когда она сдала первый экзамен на аттестат зрелости. За это время он прислал всего два письма: в одном сообщил, что прибыл в Ленинград, а в другом - что ему удалось достать двадцать граммов крови больного болезнью Иванова и что он по целым суткам не выходит из лаборатории. Это последнее письмо было написано карандашом, размашистым почерком, и вместо обычной подписи в конце его стояло большое "С" с закорючкой. Степан так никогда не подписывался... Видимо, он был очень занят.

Катя поймала себя на том, что думает только о Степане, но не о его делах. А ведь у него удача, такая удача, которая приходит редко. Ведь он написал, что если удастся исследовать вирус Иванова и если подтвердится предположение профессора Климова, во всей медицине произойдет коренной переворот.

Она старалась заставить себя думать о вирусе Иванова, но не могла представить, что это за вирус, чем замечателен, зачем нужен. Вместо этого вспоминалось какоето особенное выражение лица, которое было у Степана в тот момент, когда он рассказывал о студентке Тане Снежко.

Кате хотелось, чтобы не Таня Снежко, а она поднялась бы вместе со Степаном на лекции Великопольского, когда тот выдвинул неправильную теорию; ей хотелось сейчас вместе с ним исследовать в Ленинграде таинственный вирус Иванова.

Катя много раз думала о том, чтобы поступить в Медицинский институт но заставить себя увлечься медициной не могла. Она вздохнула: не придется ей быть микробиологом, не будет она стоять плечом к плечу с будущим ученым Степаном Роговым.

И вдруг она услышала его имя.

К скамейке, на которой сидела Катя с подругами, подходил высокий плотный мужчина под руку с нарядной дамой. С ними шла девочка в коротеньком пальто. Это она спросила мужчину:

- Антон Владимирович, а где сейчас Степан?

- Рогов? - переспросил мужчина.

- Да.

- Не знаю. Вероятно, поехал в колхоз. А, впрочем, погоди, - его голос прозвучал насмешливо. - Рогова, кажется, послали в Ленинград набираться премудрости у профессора Климова.

Он направился было к скамье, где сидели девушки, но, увидев, что втроем не поместиться, двинулся дальше. Катя услышала, как его спутница раздраженно спросила:

- Опять? Ну, почему ты всегда с таким презрением говоришь о Рогове?

Приподнявшись, Катя подалась вперед - ей очень хотелось знать, что ответит этот мужчина, но его уже закрыл человеческий поток. Ей вспомнились острые злые глаза, презрительно перекошенный рот, и она подумала, что этот человек, наверное, враг Степана - тайный, хитрый и жестокий враг.