На следующий день Степан Рогов выехал из Ленинграда, увозя с собой последние две ампулы с кровью боцмана Кэмпбелла.

Почти всю дорогу поезд хлестали тоскливые осенние дожди. Мимо окон вагона мчался тусклый белесый занавес, однообразно мелькали телеграфные столбы.

Степан очень устал, но спать не мог. Он беспокоился о Кате; сдала ли она вступительные экзамены, прошла ли по конкурсу? Ему было стыдно, что писал ей так редко, наспех, по нескольку строк. Наверное, цна обиделась - вот и не ответила. Но нет, Катя должна понять, что он был занят вирусом Иванова.

"Вирус Иванова... вирус Иванова..." - эти слова звучали, как навязчивый мотив.

"А как же друзья? Где сейчас Таня Снежко, Миша Абраменко, Лена Борзик? Они все еще, наверное, в тайге. Там уже начинаются холода, завывает ветер, в палатках неуютно и сыро, но друзья бодры и веселы: пожалуй, уже заканчивают исследование той странной болезни, похожей на энцефалит, которая возникла так внезапно. Они, конечно, добились разгадки - ведь у них сколько угодно материала для исследования, это не то что вирус Иванова... Фу, снова вирус Иванова".

Степан поднялся и вышел из купе. Он не хотел думать о вирусе.

"Интересно, чем же занят сейчас Коля?".

Воспоминание о Коле было случайным. Степан даже не послал ему телеграммы о выезде из Ленинграда, за три месяца не написал ему ни строчки. Но сейчас мысль о том, что Коля не встретит на вокзале, что пошатнулась дружба, казавшаяся нерушимой, показалась невероятной. Что же, собственно, произошло? Да ведь все по-старому...

Но сразу же стало ясно: нет, изменилось многое. На развилке двух дорог они разошлись в разные стороны. Степан вспомнил, как Коля, зло закусив губу, говорил:

"Великопольский в своих опытах с канцерогенными веществами дает пусть не решение, пусть намек на решение проблемы, а что же можете дать вы?".

Это "вы", казавшееся естественным, когда Карпов обращался к троим, теперь прозвучало для Степана отталкивающе и обидно.

"Да, надо доказать - и не Николаю, - он сам рано. или поздно убедится в своей неправоте, - нужно доказать тем, кто цепляется за ошибочные теории и тормозит развитие науки. Если бы удалось найти вирус Иванова, все сразу стало бы ясным".

Опять вирус Иванова!

Поезд подходил к вокзалу. В вагоне началась веселая суматоха: пассажиры собирали вещи, одевались; новые знакомые обменивались адресами; кто-то беспокоился, получена ли телеграмма и выйдут ли его встречать; только Степан оставался безучастным: из вещей у него один чемоданчик, встречающих не будет, торопиться некуда.

Выйдя из вагона, он долго стоял на перроне, раздумывая о том, что профессор Климов высказал действительно. интересную гипотезу о возможности существования у вирусов стадийности в развитии, о возможности существования невидимых форм заразного начала. Намек, несущий в себе множество неразгаданных возможностей, превращался в твердую уверенность.

Да, болезнь Иванова, очевидно, проходила различные стадии развития, и в одной из стадий могла передаваться. Но эта стадия, видимо, очень быстротечна - может быть,. несколько часов или минут, поэтому все опыты оканчивались неудачей;

Перрон опустел. Поезд, полязгивая буферами, укатил в тупик. На вокзале установилась одна из тех редких пауз, когда стерегущие глаза светофоров светятся особенно ярко и настороженно, когда издалека доносятся мерные вздохи паровозов, а рельсы позванивают тихо и тонко.

Мимо Степана промчался одинокий паровоз и загудел, фыркнув паром. Мелкие искрящиеся капельки влаги осели на пальто, защекотали лицо. Степан посмотрел на часы. Огромная стрелка напряглась, вздрогнула и перескочила на следующее деление без пяти час ночи. Как жаль, что уже так поздно.

Степану хотелось взяться за работу сейчас, немедленно. Почему-то казалось, что именно сегодня, в эту ночь, и никогда больше, можно разгадать тайну вируса Иванова.