|
Ряд ужасных картин пронесся в уме, но она не в состоянии была размышлять, не в состоянии была углубиться в свое положение. Прошедшее и настоящее как-то болезненно переплелись в ее мыслях. Что же касается будущего, то оно вставало перед ней какой-то мрачной и грозной тайной. Она сама не знала, сколько времени провела в таком полузабытьи, когда вдруг легкий шум заставил ее открыть глаза. Первое, что она увидела, был мягкий и добрый взгляд сестры милосердия, которая, думая, что она в обмороке, с участием наклонилась над ней. Это была женщина средних лет, вся наружность которой внушала доверие и симпатию. Передав сиделке инструкции доктора, Тамара вышла из комнаты больного и прошла в детскую. Бледная, как смерть, Оля крепко спала на диване. Маленький Гриша, свежий и улыбающийся, завтракал, сидя на коленях няни, и, увидев сестру, протянул к ней свои крошечные ручонки. Тамара поцеловала его и затем приказала унести в другую комнату, опасаясь, как бы Оля опять не начала кричать и не испугала бы мальчика. Потом она позвала Фанни и камеристку своей покойной мачехи.
— Нужно позаботиться о покойнице, — сказала она им. — Найдите кого-нибудь вымыть и одеть покойную, так как вы, вероятно, побоитесь сделать это сами. — Все уже сделано, барышня, — возразила Фанни. — Экономка позаботилась обо всем. Швейцар прислал двух женщин, которые в настоящее время хлопочут около покойницы под наблюдением m-lle Шарлотты. Мы же сию минуту закончим платье, если только вам, барышня, не понадобятся наши услуги. — Дай мне черное платье, Фанни, и причеши меня. Войдя в свою комнату, Тамара остановилась на минуту перед зеркалом и усталым взглядом посмотрела на себя. Розовые банты еще украшали ее волосы, а на шее висел золотой медальон, усыпанный бриллиантами. Как отличалось это бледное и расстроенное лицо с темными кругами под глазами и с пылающим лихорадочным взором от веселого улыбающегося, которое это же самое зеркало отражало несколько часов назад! Правда, в эти же несколько часов и вся жизнь Тамары круто изменилась. Молодая девушка, апатично позволив одеть себя в черное платье и причесать, с усталым видом вытянулась в кресле. Исчезнувшая как тень Фанни скоро опять вошла в комнату, неся на подносе чашку чая, стакан красного вина и несколько бисквитов. Заметив отрицательный жест своей госпожи, добрая девушка чуть не со слезами вскричала: — Ради Бога, скушайте что-нибудь, барышня! Подумайте только, что со вчерашнего дня у вас крошки не было во рту, а ведь теперь уже час пополудни! Вам необходимо поддержать свои силы. Если вы захвораете, что же тогда будет? — Ты права, Фанни, мне нужны силы! — ответила Тамара. С усилием она сделала несколько глотков чая и вина, но пища была ей противна. Тем не менее живительная теплота пробежала по отяжелевшему телу. Тамара легла на кровать и попыталась заснуть. Но нервы молодой девушки были слишком напряжены для сна, и она погрузилась в свои тяжелые мысли, как вдруг дверь комнаты отворилась, и в нее вошла баронесса Рабен. Сильное волнение мешало ей говорить. С материнским нежным выражением лица она протянула руки к молодой девушке, с глухим криком бросившейся в ее объятия. Долго стояли они обнявшись, пока, наконец, горячие слезы не облегчили сдавленную грудь Тамары. Затем пожилая дама усадила ее на диван и, целуя в лоб, проговорила: — Не отчаивайся, мое дорогое дитя! У тебя остаются два верных друга — я и адмирал. Тайный голос говорит мне, что милосердный Господь приведет тебя к тихой пристани и дарует тебе счастье! Под влиянием искренней и великодушной любви, которую проявила к ней баронесса в этот час скорби, Тамара мало-помалу успокоилась. Переговорив обо всем происшедшем, госпожа Рабен пожелала навестить больного. Ардатов не спал и находился в полном сознании, но видно было, что вместе с сознанием вернулось к нему воспоминание обо всем случившемся и что это воспоминание причиняло ему страшные нравственные муки, перед которыми бледнели физические страдания. |
