Мадам Аннет между тем осторожно спускалась по лестнице, держась одной рукой за перила. Слава богу, что ему давным‑давно удалось отговорить ее от полировки лестничных ступенек.

– Как ты можешь веселиться, когда мальчика уже нет в живых? – по‑английски вдруг спросила его Элоиза. Аннет нагнулась, чтобы взять второй чемодан, и никакой заинтересованности к разговору не проявила. Элоиза была права, Том и сам не мог себе объяснить свое состояние.

– Может быть, я просто не успел это осознать. Все произошло настолько неожиданно... Старший брат Фрэнка тоже был дома. Фрэнк был в очень подавленном состоянии из‑за Терезы. А тут еще недавняя смерть отца...

Том решил про себя, что от него никто не должен узнать правды о смерти Пирсона‑старшего. Для Элоизы эта смерть навсегда должна остаться либо самоубийством, либо несчастным случаем.

– Убить себя в шестнадцать лет... Как это ужасно! – воскликнула Элоиза. – Ты знаешь, сейчас среди молодых это случается все чаще и чаще, так пишут в газетах. Хочешь этого? – сказала она, протягивая ему винный бокал с минеральной водой. – Или налить чего‑нибудь покрепче?

Том покачал головой.

– Нет. Сначала – вымыться.

Направляясь к ванной, он, проходя мимо телефонного столика, бросил беглый взгляд на тоненькую стопку корреспонденции за последние два дня, но решил, что это вполне может подождать.

Во время ланча Том рассказал Элоизе о доме Пирсонов в Кеннебанкпорте и о чудаковатой старой женщине Сьюзи, которая долгие годы была там домоправительницей и няней обоих мальчиков, а в настоящее время лежит с сердечным приступом.

Как ему показалось, у него получилось довольно правдивое описание атмосферы этого дома, где роскошь соседствовала с унылой безнадежностью. По тому, как Элоиза недоуменно сдвинула брови, Том понял: она догадалась, что он не сказал ей всей правды.

– И ты уехал в тот же день, сразу после того, как мальчик погиб?!

– Да. Я не видел никакого смысла в том, чтобы оставаться дольше. Все равно до похорон пришлось бы ждать не меньше двух дней. («Сегодня вторник. Возможно, как раз сейчас его и хоронят», – подумал Том.)

– Думаю, ты просто испугался, что тебе будет слишком тяжело при этом присутствовать. Ведь ты к нему очень привязался, верно?

– Верно, – отозвался Том и в первый раз с начала разговора взглянул ей прямо в глаза. Возможно, когда‑нибудь он расскажет Элоизе, каково это – взяться управлять жизнью юного существа и не справиться с этой задачей. Хотя вряд ли он сможет позволить себе такое признание – ведь тогда он будет вынужден рассказать ей о том, что Фрэнк убил своего отца, потому что в основном именно это, а не Тереза, толкнуло Фрэнка к самоубийству.

– А с Терезой ты познакомился? – спросила Элоиза. По ее настоянию Том уже описал ей во всех подробностях Лили Пирсон – в прошлом актрису, сумевшую выйти замуж за сказочно богатого человека, и незаменимого «друга семьи» Тэла Стивенса, который, по всей вероятности, станет ее следующим мужем.

– Нет, с Терезой я так и не встретился, – ответил Том. – Кажется, в это время она была в Нью‑Йорке.

Том очень сомневался, что Тереза приедет на похороны Фрэнка, да так ли уж это и важно? Для Фрэнка Тереза была скорее неким представлением об идеале, чем‑то неосязаемым, неуловимым; такой она и останется теперь для него «навечно», как он сам написал.

После ланча Том поднялся к себе, чтобы распаковать чемоданы и просмотреть почту. Опять письмо от Джеффа Константа из Лондона. Том бегло проглядел его и убедился, что все идет хорошо. Что касается новостей, то Джефф сообщал о том, что у «Дерватт‑академии» в Перудже новые менеджеры. Это два увлеченных живописью молодых человека из Лондона – Джефф указал их полные имена, – у которых возникла идея прикупить расположенное рядом с Академией палаццо и приспособить его под гостиницу для студентов‑художников.