Сидя за своим столом в отделе по расследованию убийств, она смотрела телеинтервью, подмечая его пижонский костюм, укладку и ослепительные зубы. Ей стало интересно, отбеливает ли он зубы сам при помощи набора для отбеливания из аптеки или заплатил профессионалу, чтобы отполировать их до жемчужного блеска.
— «Рубен» с двойной квашеной капустой, — объявил Фрост, ставя пакет с сэндвичем на стол. Он упал на соседнее кресло и развернул свой обычный ланч — индейку на белом хлебе без листьев салата.
— Посмотри, как эта репортерша строит ему глазки, — сказала Джейн, показывая на блондинку, берущую интервью у Кроу. — Клянусь, она в любую секунду готова сорвать свой пиджак и закричать: «Возьмите меня, офицер!»
— Никто никогда мне такого не скажет, — вздохнул Фрост, смиренно откусывая свой сэндвич.
— Он завоевывает расположение аудитории, как профессионал. Вот, смотри, сейчас он изображает глубокомысленность.
— Я видел, как он тренировал этот взгляд в сортире.
— Глубокомысленность? — она фыркнула, разворачивая свой сэндвич «Рубен». — Как будто у него есть хоть одна глубокая мысль. То, как он таращится на эту цыпочку, да он больше думает, по ходу, о ее глубокой глотке.
Они сидели и ели свои сэндвичи, наблюдая, как Кроу по телевидению описывает поимку Сапаты. «Мог бы сдаться, но решил бежать… Мы все время проявляли сдержанность… очевидно, это действия виновного человека…»
Ее аппетит внезапно исчез, Джейн опустила свой «Рубен».
«Нелегалы вроде Сапаты, которые приносят насилие в эту страну, будут наказаны. Вот мое обещание добропорядочным гражданам Бостона».
— Что за хрень собачья, — возмутилась она. — Он просто так взял, осудил и вынес приговор Сапате.
Фрост не произнес ни слова, продолжая жевать свой сэндвич с индейкой, словно то, что ее взбесило, не имело никакого значения. Обычно Джейн ценила хладнокровие своего напарника. Ни переживаний, ни эмоций, просто раздражающе уравновешенный бойскаут, сейчас напомнивший ей корову, меланхолично жующую траву.
— Эй, — сказала она. — Разве тебя это не беспокоит?
Он повернулся к ней с полным ртом индейки.
— Я знаю, что это беспокоит тебя.
— А ты, значит, с этим согласен? Закроем дело, когда у нас нет орудия убийства и ничего, что связывало бы Сапату с Акерманами?
— Я не говорю, что согласен с этим.
— Только что Детектив Голливуд по телевизору обернул это все рождественским подарком. Подарком, который воняет. Тебе стоило бы разозлиться.
— Полагаю, да.
— Тебя вообще что-нибудь может разозлить?
Он откусил еще кусок индейки и пожевал, обдумывая вопрос.
— Да, — наконец ответил он. — Элис.
— Бывшим женам это положено.
— Ты сама спросила.
— Ну, это дело тоже должно бы тебя разозлить. Или, по крайней мере, то, что не дает покоя мне и Мауре.
При упоминании имени Мауры он, наконец, отложил свой сэндвич и посмотрел на Джейн.
— А что думает доктор Айлз?
— То же, что и я. Что эти трое детей как-то связаны. Их психолог просто спрыгнула с крыши, и Маура задумалась, а что если это из-за тех детей, у которых убивают всех близких? Словно они прокляты. Везде, где они появляются, кто-то умирает.
— А теперь все они в одном месте.
«Ивенсонг». Джейн подумала о мрачных лесах, где с ветвей ивы свисали забрызганные кровью игрушки. Подумала о замке, где привидениями были сами обитатели, живущие в тени насилия. |