– Хорошая цена, – шепнула она, проходя мимо двух отчаянно торговавшихся австралийцев.

– Спасибо, подружка, – ответил кто-то из них и продолжил торговаться.

Споры о ценах были образом жизни этого базара, хотя Рене неоднократно предупреждала несведущих туристов о том, что раз уж ты сбил цену у какого-то ремесленика до приемлемой черты, то он почувствует себя чрезвычайно оскорбленным, если ты ничего у него не купишь.

Порыв ветра поднял пыль, и Рене закрыла лицо шарфом. Порыв, особенно зловонный, принес собой вонь выгребных ям. Возможно, где-то на севере прошлой ночью выпал дождь, а может быть, власти просто решили, что пора вылить на улицу избыток нечистот.

Ветер слегка утих, и Рене открыла глаза. Пыль продолжала кружиться, и базар вдруг покрылся дымкой; казалось, Рене шла во сне. Лабиринт глинобитных коричневых стен и зданий словно таял, расползаясь по земле. Грязный бриз шевелил шали и покрывала. Более тонкие запахи пустыни, принесенные северным ветром, беспокоили животных. А туристы все продолжали торговаться.

Через какое-то время у Рене восстановилось зрение, и она обратила внимание на мальчика, стоявшего на углу, такого же мальчика, как и многие другие, с кем сводила ее судьба. Тонкие ноги, грязные штаны, пластмассовые сандалии, порванная рубашка. В глазах застыл страх. Другой заподозрил бы, что он потерялся. Но Рене знала этот взгляд.

Мальчик был в бегах. Рене начала медленно приближаться к нему, боясь напугать. Она следила за ним, избегая смотреть ему в глаза. Рене кружным путем пробиралась сквозь толпу, держа направление на угол, на который мальчик, похоже, заявил свое право, как один из многочисленных детей, проводивших свою жизнь на улицах, попрошайничая.

Настоящая атака на Рене началась, когда она приблизилась к перекрестку. Атаковали один за другим дети с вытянутыми руками.

– Силь ву пле, мадемуазель! Силь ву пле! – Если вы были белым человеком, то даже уличные дети довольно хорошо знали французский, чтобы сказать «пожалуйста» на официальном языке.

Было трудно игнорировать их просьбы, но помочь всем она не могла. Помочь Рене могла только тем, кто был рабом.

Окруженная другими детьми, Рене не упускала из вида своего мальчика. Когда она оказалась всего в десяти футах от него, ее подозрения подтвердились. Рене увидела водяные мозоли на руках и пересекающиеся шрамы вокруг запястий и лодыжек. Дети на плантациях срезали плоды какао мачете. Требовалось два хороших удара, чтобы расколоть твердую скорлупу и извлечь бобы. Натренированный мальчик был способен разбить до пятисот плодов в час, но из-за усталости или отсутствия опыта они часто ранили себя. У этого мальчика по крайней мере были на месте все пальцы рук и ног.

Наконец, приложив большие усилия, Рене оказалась прямо перед ним.

– Силь ву пле, мадемуазель, – сказал он, протягивая руку. Его французский был на редкость хорошим, так что она ответила ему на этом же языке.

– Не бойся, – сказала Рене. – Я пришла, чтобы помочь тебе.

Он сделал шаг назад, явно поняв ее слова.

– Я помогла многим таким же мальчикам, – продолжала Рене. – Мальчикам, работающим на плантациях какао.

Другие попрошайки пытались втиснуться между ними, но Рене продолжала убеждать его.

– Я доктор.

Она вынула из кармана фотографию своей клиники. Рене знала по опыту, что мальчикам полезно что-нибудь показывать.

– Это здесь, за углом. Пойдем со мной. Я помогу тебе вернуться домой.

Мальчик покачал головой, словно уже слышал эти слова раньше.

Рене сделала еще один шаг к нему, но потом остановилась, боясь, что проявляет слишком большую настойчивость.