– Пожалуйста, – сказала она. – Ты не похож на других детей, понимаешь? Пойдем со мной. Позволь мне помочь тебе, пока торговцы детьми снова не поймали тебя.
Он посмотрел ей прямо в глаза, и Рене не позволила себе отвести взгляд. Она имела большое преимущество, ибо была женщиной и разговаривала с мальчиком, которого обманывало такое множество мужчин.
Мальчик медленно кивнул, и Рене сразу же взяла его за руку, грубую и мозолистую, как у взрослого человека, провела его обратно через рынок и дальше напрямую по знакомому пыльному переулку к своей клинике.
– Как тебя зовут?
– Камум.
– Сколько тебе лет?
– Не знаю.
– Хочешь пить?
– Да.
Они остановились, и Рене напоила его из своей фляжки.
– Спасибо.
Она улыбнулась и погладила его по голове.
– Пожалуйста.
В конце пыльной тропинки находилась клиника проекта «Дети прежде всего», впрочем, не слишком похожая на клинику. Это было одно из старых зданий района с толстыми глинобитными стенами и с крышей саманного типа. Но в одном из окон здесь все-таки стоял шумный кондиционер, что, казалось, привело мальчика в восторг.
– Холод, – сказал он улыбаясь.
– Да, это холод. Входи.
Мальчик вошел вслед за Рене, и она закрыла за ним дверь. Он снова занервничал, так что ей пришлось взять его за руку, подвести к кондиционеру и включить аппарат на полную мощность. Мальчик улыбнулся и даже засмеялся, когда струя охлажденного воздуха высушила пот с его лица.
Сквозь дыры в его рубашке виднелись шрамы на спине, и Рене подумала, что он очень давно не смеялся вот так.
– Иди сюда. – Она провела мальчика в другую комнату (в доме их было всего две) и посадила на стол для обследования больных. – Я хочу послушать твое сердце. – Рене приложила стетоскоп к его коленке и стала слушать.
– Это не сердце, – сказал он, засмеявшись наконец в полный голос.
– О, извини. – И она приложила стетоскоп к его локтю. Он опять засмеялся, и Рене засмеялась вместе с ним. Но если мальчик находит подобную шутку смешной, значит, он, возможно, моложе, чем она подумала сначала. Наконец Рене приложила стетоскоп к груди.
– Хорошее, сильное сердце, – сказала она.
– Да. То же самое говорил Ле Грос. Ле Грос – это большой человек.
– Это тот, на кого ты работал?
– Да.
– Сколько времени?
– Шесть.
– Месяцев?
– Нет. Урожаев.
Рене провела в этих местах много времени, поэтому знала, что на большинстве ферм, выращивающих какао-бобы, основной урожай собирают в течение нескольких месяцев, а промежуточный – еще несколько месяцев. Шесть урожаев означало, что Камум проработал на плантации почти три года.
«Да, такого мальчика будет нелегко отправить домой».
– Что ты там делал?
Как и следовало ожидать, он ничего не ответил. Обычно, для того чтобы разговорить детей, требовалось некоторое время.
– Можно я сниму с тебя рубашку?
Он покачал головой.
– Я заметила несколько отметин на твоей спине. И мне хотелось бы посмотреть на них.
Он сложил руки в знак отказа.
– Ничего. Мы займемся этим потом.
Рене помолчала, собираясь задать вопрос, который задавала всегда. Она знала, какой получит ответ, разговаривая с ребенком, который никогда не знал дома с молоком и сахаром, дома с буфетом. Но тем не менее Рене задавала его, надеясь, что ответ поможет ей увидеть цель своей работы и укрепит ее решимость в достижении этой цели, а не обескуражит и не причинит душевную боль. |