В статье подробно описывался богато накрытый праздничный стол, весёлые поцелуи и объятия за столом. Но таковой, по мнению корреспондента, словно побывавшего на этом торжестве, оказалась лишь внешняя сторона дела. Корреспонденту удалось узнать, что за всем этим почему-то стоял всемогущий комитет государственной безопасности, по звонку которого, очевидно, и было закрыто нераскрытое дело. Читателю предлагалось следить за ходом журналистского расследования по следующим публикациям молодого талантливого журналиста Аликберова.

Настенька, встреченная на Курском вокзале своей сестрёнкой Верой и папой, уселась в папину машину, и через несколько минут была уже дома, где сначала попала в объятия бабушки, потом мамы, выскочивших для встречи в прихожую, а уж потом подбежала к деду, который неважно себя чувствовал и в последнее время не торопился уходить со своего кресла.

Настенька торопилась высказаться о своих впечатлениях, о том, что Ялта, которую раньше красиво называли Джалитой, стала самым счастливым городом в её жизни, самым изумительным и прекрасным. А дедушке она шепнула на ухо, что, если доведётся ей издать свои стихи, что она всерьёз решила попытаться сделать, пока сидела сутки в купе поезда, то подпишет сборник псевдонимом Джалита. Она бегала по комнатам, заглядывая во все уголки, сбрасывая с себя тёплые одежды и распевая:

Мама ходила за дочерью, безуспешно пробуя вставить хоть слово в нескончаемую тираду слов и песен Настеньки, подбирая разбрасываемые ею весело вещи, и, наконец, всё-таки сообщила, что телефон разрывается от звонков Насте. Всем она срочно понадобилась. Звонила Наташа, просила сообщить о приезде в первую очередь ей. Потом Вика. Звонил из КГБ какой-то лейтенант, но он перезвонит сам. Музей ждет, не дождётся звонка Насти. Звонил кто-то из министерства иностранных дел и тоже обещал перезвонить. А совсем только что спрашивал по телефону Миша.

— Ты что-нибудь натворила или собираешься стать кинозвездой? — спросила мама в заключение и тут же побежала на кухню, по привычке не дожидаясь ответа.

Настенька не могла ничего ответить, так как сама не понимала, почему, будучи в командировке, она вдруг всем понадобилась. На коленях у деда лежала статья, которую он только начал читать. В глаза бросился заголовок «Звонок КГБ — всё шито-крыто». Подумала: «Опять глупость какая-то». Но тут дедушка удивлённо поднял брови и, раздумывая, спросил:

— Настенька, не о том ли это Вадиме пишут? Тут, правда, фамилия Демьянов, но тоже учился в вашем институте и тоже убит был во время драки в университете?

— Где? — Настенька подлетела вихрем к деду и, на ходу бросив «Извини», вырвала статью из рук, скоро глянула по строчкам и помчалась в свою комнату, в которой, впрочем, была теперь и Вера.

Там Настенька снова расплакалась, воссоздав в памяти злополучное Рождество, которое, как она поняла, как раз и описывалось в статье. Но, немного успокоившись на груди у Веры, которая, ни о чём не спрашивая, прижала к себе голову сестры и, почти убаюкивая, как маленькую, приговаривала:

— Чшш, чшш, малышка, ну не надо плакать. Ты же у меня умненькая.

— Ничего я не умненькая, Верунчик, — пробормотала сквозь слёзы Настенька. — Такая оказалась глупая, что, может, и умру скоро.

— Тьфу ты! — рассердилась Вера. — Типун тебе на язык.

— Лучше бы уж типун, чем такое.

И Настенька стала рассказывать впервые у себя дома родной сестре всё, что с нею произошло за то время, пока Веры не было в Москве.

Мама и бабушка заглядывали в комнату, приоткрывая дверь, чтобы позвать дочерей ужинать, но старшая дочь выразительно сердито махала рукой, прося не мешать разговору. Она сама готова была зареветь и с трудом сдерживалась, говоря:

— И зачем только я уехала? Чёрт бы с нею с этой загранкой.