Из трех видов кроншнепов, обитавших в Северной Америке, наиболее многочисленным был эскимосский кроншнеп, однако самым внушительным был «серпонос», известный ныне как американский длинноклювый кроншнеп. Хотя главные места его размножения находились в прериях Запада, большие стаи мигрировали вдоль Атлантического побережья.

Возвышаясь более чем на полметра над землей на длинных ногах, он быстро вертел из стороны в сторону 15-сантиметровым изогнутым клювом, гордо выделяясь среди других прибрежных птиц своим ростом и пронзительными криками. На его беду эти отличительные свойства плюс вкусное мясо сделали его главной мишенью неразборчивых охотников за призами. В XVI и XVII веках он все еще мигрировал большими стаями из залива Св. Лаврентия вдоль побережья на юг к Флориде, однако к концу XVIII века стал редкостью, а в последней половине XIX века на востоке Северной Америки был фактически истреблен.

Птиц, доживших до лучших времен любительской охоты, упорно преследовали охотники за почетными трофеями. «„Серпонос“, — писал д-р Бент, — слыл отменной охотничьей дичью. Его большой рост делал его соблазнительной мишенью, он охотно снижался на звуки, имитирующие его посвист; крик раненой птицы привлекал других птиц, которые кружили над ней, пока сами не падали, сраженные выстрелами».

Слетаться к раненому товарищу — инстинктивное свойство семьи прибрежных птиц, которое до появления охотников сослужило им хорошую службу: галдящая стая отвлекала внимание хищников и намеченная жертва могла ускользнуть от преследования. Когда же подобная защитная тактика применялась против человека с ружьем, она ничего не приносила птицам, кроме новых жертв. Как писал один охотник из Торонто в 1906 году, «сильное желание прибрежных птиц прийти на помощь раненому родственнику — действительно удачное свойство их поведения, позволяющее даже неопытному охотнику, если он того хочет, настрелять полный ягдташ этой дичи».

К 1920-м годам д-р Бент, видимо, понял, что «серпонос» может разделить судьбу эскимосского кроншнепа. Его опасения, возможно, справедливы и для наших дней: хотя большие американские кроншнепы еще и встречаются в некоторых районах равнин Запада (где я любовался ими в мои юные годы), наша сельскохозяйственная деятельность настолько сократила места их размножения, а браконьерская охота так поубавила их численность, что перспектива их дальнейшего выживания весьма туманна.

Третий вид — гудзонский, или «морской», — так называют его охотники (ныне известный как «средний кроншнеп»),— был схож с несколько меньшим эскимосским кроншнепом, но по сравнению с ним был более широко распространен. Его гнездовья находились на всей арктической территории Северной Америки, а пути его миграций на юг пролегали как вдоль Тихоокеанского и Атлантического побережий, так и через внутренние части материка. Поэтому ему менее угрожало массовое уничтожение, чем его сородичам.

Впервые я увидел его в Черчилле на западном берегу Гудзонова залива, где он встречался настолько редко, что лишь через несколько дней хлюпанья по сфагновым болотам мне удалось вспугнуть одну самку с ее гнезда на мшистой кочке.

Впоследствии я беседовал с одним из ветеранов торговой Компании Гудзонова залива, который еще в 1870 году учеником-подростком приехал в Черчилл с Оркнейских островов. Он вспоминал, что в его молодые годы гудзонских кроншнепов было так много, что на пару с другим подмастерьем они набирали целые бочки птичьих яиц, которые сохраняли на зиму в желатине. По его словам, в начале августа на илистых мелководьях собиралось такое множество птиц, что с помощью индейца из племени кри они однажды на утренней охоте убили более тысячи. Он даже показал мне дневник, в котором отмечал все добытые им трофеи в период, когда он работал на фактории на озере Мус.