В реках весной и осенью косяками ходил лосось, а в устьях рек можно было поживиться треской и камбалой. На суше медведи питались ягодами и другой растительной пищей. Во времена аборигенов случалось, что белые медведи устраивали грандиозные пиршества у выброшенных на берег китовых туш.
В XVI веке китовым промыслом у северного побережья залива Св. Лаврентия стали заниматься баски. На берегу появилось такое количество китовых туш, что даже все белые медведи восточного побережья Северной Америки не смогли бы справиться с этим даровым угощением. Образовавшийся избыток пищи, видимо, и привел к «демографическому взрыву» популяции белого медведя. Их там развелось столько, что весь этот регион стал приобретать репутацию опасной зоны.
Если эта репутация и не была придумана хитроумными басками, чтобы отпугнуть конкурентов от мест чрезвычайно выгодного китобойного промысла, то, уж во всяком случае, баски способствовали ее распространению. Особенно дурной славой из-за белых медведей пользовался остров Антикости в самом центре китобойного промысла басков. В первой четверти XVII века, как поведал нам о том Шамплейн, даже местные жители избегали появляться вблизи этих мест, ибо, «по их словам, там встречаются очень опасные белые медведи». Другой француз, преподобный отец Сагард, проплывая мимо острова в 30-х годах XVII века, отмечал: «Как говорят, на острове Антикости обитают огромного роста белые медведи, которые едят людей».
Так или иначе, бесплатные завтраки, которыми баски в течение столетия снабжали белых медведей, обернулись для последних сомнительным благодеянием. Когда в начале 1600-х годов количество китовых туш поубавилось, белые медведи были вынуждены начать борьбу за существование. К тому же изобилие зверей пробудило меркантильные интересы французов, которые к этому времени снабдили ружьями индейцев северного побережья и склонили их к занятию пушным промыслом. С ружьями в руках аборигены одолели белых медведей, быстро отвыкнув относиться к ним с традиционным уважением после того, как поняли, что медвежьи шкуры можно обменять на безделушки и бренди на французских факториях. К началу XVIII века местные белые медведи как с острова Антикости, так и со всего побережья залива были преданы забвению вслед за их собратьями с острова Ньюфаундленд.
Несколько дольше они смогли продержаться в районе пролива Белл-Айл. Еще в 1707 году французский коммерсант Куртеманш считал, что белые медведи — обычное для этих мест явление. Однако уже к 1766 году все, что мог услышать о белых медведях побывавший в этом районе известный английский натуралист Джозеф
Бэнкс, — это рассказ о том, как однажды видели самку с двумя детенышами по ньюфаундлендскую сторону пролива.
Белые медведи еще удерживали свои позиции по Атлантическому побережью Лабрадора, пока его не наводнили европейцы. В 1775 году купец из Моравии Йенс Мунк, плававший вдоль этого побережья до Дейвис-Инлет, сообщал: «На этой земле изобилие оленей, лисиц, белых и черных медведей». Однако один из лучших отчетов о жизни белого медведя на Атлантическом побережье Америки оставил нам капитан Джордж Картрайт; он первым из европейцев создал на юге Лабрадора «колонию» — факторию с почтой, заготовкой рыбы и тюленей и прочими делами, на которых можно было заработать лишний фунт.
Картрайт эксплуатировал несколько лососевых промыслов, один из них — в заливе Сандуич на реке Белого Медведя, названной им так не случайно: здесь белые медведи вели свой, не менее интенсивный промысел рыбы. Вот сокращенный вариант его отчета о посещении соседней речки Игл 22 июля 1778 года:
«Примерно в полумиле вверх по реке я набрел на стремнину. Отсюда я увидел, как несколько выше по течению белые медведи ловили рыбу. Я подождал, пока они подплывут поближе, и вскоре самка с маленьким медвежонком, проплыв мимо меня, вышли несколько ниже на противоположный берег. |