Поднимаясь к себе, Петтигрю посмеивался. По крайней мере завершился для него этот злосчастный вечер забавным открытием. «Если среди присутствующих есть кто-нибудь, кто может сообщить милорду королевскому судье что-либо о государственной измене, убийствах, тяжких уголовных или мелких преступлениях, совершенных заключенным, стоящим сейчас перед судом, пусть этот человек выйдет и заявит о них, ибо заключенный стоит на пороге освобождения». Петтигрю постарался припомнить эти богатые, суперизысканные обертоны «судебного» голоса Бимиша. Интересно, подумал он, бывал ли кто-нибудь из приятелей Бимиша по бару в суде и слышал ли, как он исполняет там свою роль? Вероятно, эту сторону своей жизни он так же тщательно скрывал от них, как, безусловно, скрывал от своего работодателя походы в «Графское поместье». «Знает ли Брадобрей, что его зовут Корки?» — размышлял Петтигрю.

На миг восхищение метаморфозой Бимиша вытеснило Барбера из его мыслей. Но теперь проблема, которая его перед тем волновала, обрушилась на него снова с удвоенной силой. Оценивая возможности сохранения втайне этого прискорбного инцидента, он не принял во внимание Бимиша. Секретари всегда знают все. Можно ли положиться на Бимиша? После того, что увидел, он не был в этом так уж уверен. Если Бимиш мог полностью изъять Корки из своей профессиональной жизни, то представить себе, что секретность и скромность процветают в атмосфере бара «Графского поместья», было трудно. Петтигрю отправился спать с нахмуренными бровями и сильно наморщенным носом.

Глава 4

ПОСЛЕДСТВИЯ АВАРИИ

На следующее утро Главный констебль города нанес ранний визит в резиденцию. Разговор с судьей, который в подобных обстоятельствах мог бы оказаться весьма трудным, прошел довольно гладко благодаря основательному запасу такта и обаяния, кои констебль таил под грубовато-добродушными, жизнерадостными манерами. Прямо ничего не было сказано о прискорбной забывчивости его светлости, вовремя не озаботившегося получением законно действующих документов, необходимых для того, чтобы иметь право водить машину. Ни слова не было произнесено и о том, что дело предполагается замять, или даже о том, что вообще есть что скрывать. Тем не менее смысл разговора оказался совершенно ясен. Судья со своей стороны был глубоко опечален случившимся и, разумеется, не собирался садиться за руль до тех пор, пока не будет сделано все, что не было сделано вовремя. Главный констебль со своей стороны дал понять, что из полиции о деле не просочится ни слова. Тем не менее, никоим образом даже не намекнув на то, чтобы судья предпринял какие бы то ни было подрывающие его авторитет шаги вроде «официального заявления», констебль умудрился вытянуть из него подробнейшее описание происшествия, которое Барбер охотно ему предоставил. В сущности, беседа представляла собой милую маленькую комедию, которую оба партнера разыграли с безукоризненно серьезными лицами.

Когда с официальной частью было покончено, Главный констебль с чуть слишком заметным облегчением сделал долгий выдох, откинулся на спинку кресла и согласился выкурить предложенную судьей сигарету. Он явно хотел поговорить о чем-то еще, а Барбер, судя по всему, не торопился отделаться от него.

— Вы не сказали мне, как чувствует себя тот бедолага — кто он, кстати?

— Сибалд-Смит, — сказал Главный констебль.

— Сибалд-Смит, — повторил судья. — Необычная фамилия. Кажется, я где-то ее слышал.

— Он не является жителем нашего города, милорд. Приехал в гости к друзьям. Нам не без труда удалось их разыскать.

— В самом деле? Надеюсь, он не слишком серьезно пострадал?

— Рад засвидетельствовать, что совсем незначительно, милорд. Врачи говорят: небольшое сотрясение и сломанный палец, точнее — мизинец левой руки.