|
На сей раз его объектом был Высокий шериф, которому он вежливо повелел передать далее согласно предусмотренной процедуре «Раздельные судебные приказы и предписания, необходимые для того, чтобы милорд королевский судья мог вершить правосудие». При этих словах Картер, словно фокусник, извлек откуда-то свернутые в трубку и перевязанные бледно-желтой лентой бумаги, которые с поклоном вручил Хаббертону. Хаббертон с еще более глубоким поклоном вручил их Барберу. Барбер с легким кивком передал их секретарю ассизного суда. Секретарь положил их на свой стол, и что далее происходило с «Раздельными судебными приказами и предписаниями», не ведомо никому. Нет сомнений, что обо всех этих важных инструментах правосудия никто больше никогда слыхом не слыхивал.
Маленькая процессия опять выстроилась по ранжиру, вышла из зала и через несколько минут появилась снова. На этот раз на его светлости был короткий парик, а поверх мантии не было пурпурного, с белой оторочкой, капюшона. Это означало, что время церемоний закончилось и наступает час сурового уголовного правосудия. Для Дерека Маршалла, впервые сталкивавшегося с уголовным правом в действии, это был возвышенный и волнующий момент. Судья коротко обсудил что-то шепотом с секретарем, после чего секретарь протрубил: — Пусть предстанет перед судом Хорас Сидни Аткинс! Робкий мужчина средних лет в сером фланелевом костюме, нервно моргая, встал со скамьи подсудимых, ошеломленный величием ассамблеи, собравшейся ради его правонарушения, и признал себя виновным в двоеженстве. Маркхэмптонские ассизы наконец приступили к работе.
Глава 2 ОБЕД И РЕЗИДЕНЦИЯ
— Маршал! — сказал судья хриплым шепотом. Это был его особый, судейский шепот — нечто совершенно отличное от голоса, которым он — а по большому счету и вообще кто бы то ни было — пользовался обычно. Дерек, сидевший слева от судьи, виновато вздрогнул. Несмотря на ревностное отношение к закону, он испытывал невыносимую скуку от вереницы ничтожных дел, рассматривавшихся первыми по списку. Не зная, чем занять себя, он ухватился за единственную оказавшуюся под рукой книгу — Библию, предназначенную для клятвы на ней свидетелей. Поскольку в графстве Маркшир проживало не много евреев, если не считать тех слишком богатых людей, которых в уголовном суде можно встретить нечасто, востребованность Пятикнижия в отличие от Евангелия для этой цели была здесь невелика. И Дерек с головой ушел в Книгу Исхода, когда его настиг властный окрик. С усилием заставив себя оторваться от нее и перенестись из суда фараона в куда менее интересный суд, где правосудие вершил Барбер, он склонил голову, чтобы уловить приказ великого человека. — Маршал, — повторил судья, — пригласите Петтигрю на обед. Шел второй день ассизов. На часах было 12.30, и Петтигрю как раз завязывал красные тесемки на папке со своим вторым, и последним, делом, собираясь покинуть здание суда. Барбер, если ему это было так нужно, мог послать приглашение в любой момент утренних заседаний. Откладывая его на последний миг, он, должно быть, сознательно сочетал удовольствие от демонстрации своего гостеприимства с созданием максимума неудобств для гостя. По крайней мере это было первое, что пришло в голову Петтигрю, когда он, раскланиваясь направо и налево, покинул зал и в промозглой унылой конуре, которая служила раздевалкой для членов суда в административном здании графства, получил это сообщение. Он планировал сесть на единственный дневной скорый поезд до Лондона, который отправлялся в час дня, и пообедать в пути. Если принять приглашение, то едва ли удастся избежать еще одной ночи в Маркхэмптоне. Более того, судья выразил желание отужинать в гильдии. А два застолья в компании Барбера — это уж чересчур для одного дня. С другой стороны, ничто не требовало его неотложного присутствия в Лондоне. |
