Некие весьма могущественные силы крайне заинтересованы заполучить в свое полное и безраздельное владение мистера Г. вкупе с его талантами. Учитывая, что мистер Г. имеет определенные убеждения и довольно твердый характер, эти силы постараются оказать на него мощное психологическое давление, вероятнее всего, угрожая убийством леди С. или леди О. – кто попадет к ним в руки. Поэтому данным особам следует мгновенно исчезнуть, вверив себя сержанту Баттерфильду, который имеет инструкции, как поступать в дальнейшем. Что же касается мистера Г., то ему, как мужчине, неплохо было бы произвести отвлекающий маневр и увести преследователей от дам. Переход на нелегальное положение для него, к сожалению, неизбежен – но об этом позже. Пусть он воспользуется советом, данным ему полковником при первой встрече. С наилучшими пожеланиями: полковник.

– Ты этому веришь? – спросила Светлана.

– Я давно знаю Вильямса, – сказала Олив. – Он, конечно, страшный человек… Но я ему верю.

– Понятно…

– И Батти. Его я тоже знаю. Так, Батти?

– Да, мэм.

– И… что? – Светлана посмотрела ей в глаза.

– И – все.

– Подожди… Но как же Глеб?

– Он сообразит, в чем дело. Официантка скажет ему, как все было, и он поймет, что это я тебя похитила.

– О Господи! Да сегодня… – и Светлана рассказала, как сегодня, когда они ели на открытой террасе ресторана мороженое, к ним подошел какой‑то человек и сказал, что друзья Фостера ведут свое расследование, отдельное от полицейского, и лучше бы им двоим вести себя естественно, потому что друзья эти могут вообразить черт знает что…

Олив взяла ее руки в свои. Руки у Светланы были холоднее льда.

– До утра все равно придется ждать, – сказал Баттерфильд. – Хотите вы, не хотите, а ждать вы будете. Вот пристрою вас, чтобы не нашли, тогда и кавалера пойду вызволять. Иначе – полковник меня повесит. Осину в лесу найдет потолще и повесит.

– Это невозможно, это невозможно, это невозможно! – рыдала Светлана, а эти двое бессердечных ждали и молчали, и в какой‑то момент слезы сами собой остановились, и рыдания застряли в горле…

Во сне он был чем‑то еще более мертвым, чем просто мертвое тело: телом, заряженным смертью. Лишь каменная неподвижность позволяла сдерживать смерть в себе и не пускать ее рассеиваться в общем пространстве. И после пробуждения он оставался мертвенно‑неподвижным, потому что даже мысль об изменении положения тела вызывала из памяти весь ужас пережитой боли. Потом все же пришлось медленно распрямиться.

Руки схвачены были блестящими пружинными кандалами с короткой, в три звена, цепочкой. Глаза оказались совершенно целы: просто веки склеились натекшей со лба кровью. Волосы слиплись корой, и Глеб не стал нащупывать рану. И очень болела печень. Будто туда, под ребра, натолкали битых стекол.

Может быть, с десятой попытки он встал. И тут же обнаружил кое‑что дополнительное. По талии его вместо ремня охватывала плоская стальная цепь, и такая же цепь волочилась сзади, цепляясь за ввинченный в потолок крюк. Длина ее была достаточна как раз для того, чтобы дойти до стоящего у двери железного ведра…

Глеб даже не подозревал, что человек способен держать в себе такое количество воды.