Андрей Лазарчук. Транквилиум
Это самое место, которое ты называешь изгнанием, является родиной живущих здесь. И ничто не является несчастьем, если ты не считаешь его таковым, напротив же, кажется блаженным жребием все, что ты переносишь терпеливо… Есть ли что‑нибудь более ценное для тебя, чем ты сам? Боэций
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЯНТАРНОЕ МОРЕ
Всякое различие разъединяет, и все стремится к подобию; поэтому то, что стремится к чему‑либо другому, по природе своей, очевидно, такое же, как то, к чему оно стремится. Боэций
1
Тот памятный день начала лета тысяча девятьсот восемьдесят третьего года от Рождества Христова, день, в который мятежный крейсер «Дефендер» подверг бомбардировке гавань и нижний город Порт‑Элизабета, дав тем самым толчок беспорядкам и смуте вначале на Нью‑Айрленде, и затем и на материке – этот день леди Светлана не забыла до самой смерти, но совсем по другой причине… Утро начиналось безмятежно и размеренно. – Кофе, мэм! – ослепительно улыбаясь, впорхнула Люси. Зеленые глазки ее сияли. – Что желаете на завтрак? Это был почти пароль, но Светлана решила уточнить: – Милорд муж уехал? – Да, мэм. Еще до рассвета. – Что‑то случилось? – Я не знаю. Спросить у Филиппа? – Не стоит, Люси. Последнее дело – лезть в дела мужа. – О да, мэм. Итак, на завтрак?.. – Земляника, бананы, орехи, мороженое. – Шоколад, мэм? Вчера привезли, наконец, тот, который вы любите. – «Петровский»? Не может быть. – Может, мэм. Горький твердый палладийский шоколад был слабостью Светланы. Одной из маленьких простительных слабостей. Он имел вкус детства. На Нью‑Айрленде и вообще в Мерриленде такого не делают. Здесь в ходу мягкие сорта с молоком и дольками засахаренных фруктов. Это тоже вкусно, но иначе, иначе… – О, Люси! Я так долго ждала этого известия! Теперь все пойдет по‑другому!.. Дурачась, она сказала эти слова – и кто же мог знать, что звучит пророчество? – Ванна готова, мэм. Мэй тоже готова. Вам помочь? – Побереги силы до тех пор, когда я стану бабушкой… Нельзя, нельзя бросаться словами. Пониже горла тут же возник крошечный, но неприятный комочек. После двух лет замужества она так и не совершила того, чего от нее ждали и требовали, – и теперь уже не надеялась совершить. Констанс за спиной холодно и нагло говорила о разводе: по закону три года бездетности есть самое веское основание для одностороннего расторжения брака. Вся родня, весь этот несчастный баронский клан навалится на Сайруса и вынудит его подать прошение. Их можно понять: должен быть наследник… Не сегодня. Об этом – не сегодня. И вообще – собственное тело подсказывало Светлане, что дело не в ней. По крайней мере, не в ней одной. Холодно отзвонили часы. Половина чего‑то. Встаем. А вставать не хотелось. Наоборот, хотелось лежать и слушать звуки, приходящие снаружи, из сада и далее: с площади, от почтовой станции, с вокзала. И, впав в полудрему, досмотреть тот сон, который… Забыла. Обидно. Сон был из тех редких снов, которые оставляют после себя множество взъерошенных мыслей и чувств, но сами – исчезают, испаряются, как пролитый эфир, и – не удержать, нет. Жизнь – слишком скучная штука, чтобы еще и забывать взъерошенные сны. Тем более – жизнь в этом чистом, богатом, удобном, но, Боже мой, до чего размеренном и чопорном доме, где все известно наперед, где даже мухи в кружевных чепчиках… Спасибо Люси – без нее хоть волком вой. |
