Она сразу принялась заботливо накладывать мне на тарелку ломтики ветчины и буженины: мужчинам надо мяса, сама налила мне водки. Я постоянно ощущал ее горячее сочувствие, что как хорошие духи обволакивало меня, согревало, забирало чуточку тоски.

    – Ешь, – приговаривала она, – ешь! Так исхудал, что одни кости… Как не рассыпаются? Вообще-то у тебя сухожилия довольно толстые. Но кости тонковаты…

    – Ладно тебе, – ответил я вяло. – Как на бойне рассматриваешь.

    – Тебя до бойни полгода откармливать надо, – сообщила она. – Вон Жанна и Настена все мечтают похудеть, а у тебя само собой. Сколько дырок на ремне проколол?

    – Не знаю.

    – Вот видишь, – сказала она укоряюще, – а нельзя так, нельзя. Глядя на тебя, журналисты все время пишут, что Россия голодает.

    Я невесело хмыкнул.

    – Хорошо, что спивается не по мне… пусть лучше на тебя смотрят.

    – Смотрят, – сообщила она. – В ноябрьском номере буду на обложке журнала «Бодишейпинг».

    – А это еще что?

    – Новое направление в спорте. Среднее между бодибилдергством и шейпингом. Чтобы и мускулы были, но не такие вызывающие, как у женщин-культуристок, и чтоб фигура в идеальном порядке.

    – Да, – согласился я, – я бы тебя все время на обложки помещал. Всех журналов.

    Она хитро улыбнулась.

    – Всех? Даже «Плейбоя»?

    – А что, – сказал я, – у тебя разве там что-то накладное? Красивую фигуру и голой показать не зазорно. Пусть гады завидуют.

    На помост вышел оркестр, разобрали инструменты и сразу же заиграли очень громко и напористо. Из-за их спин выскочила женщина в мини-трусиках и, едва не проглатывая микрофон, запела так же громко и ресторанно. Две-три пары покинули столики и слились в покачивающемся танце.

    Светлана следила за ними чуть прищуренными глазами.

    – Помнишь, – напомнила она, – в прошлый раз мы даже танцевали.

    – Из меня танцор никудышный, – напомнил я.

    – Хорошему Фаберже, – намекнула она тонко, – ничего не мешает. Но я танцевать не потащу, посидим, помолчим.

    Она поглядывала на меня, как на больного сиделка. Я с безразличием смотрел, как она откинулась на спинку, демонстрируя и высокую грудь, и прекрасно вылепленный голый живот с поблескивающей звездочкой пирсинга в пупке. Ноги красиво закинула одна на другую, дивно вылепленные, даже выточенные, отшлифованные, ни одного волоска, великолепное произведение искусства.

    – Ты все еще в коме? – спросила она вдруг. В глазах я видел неподдельное участие. – Жизнь идет, Володя. Даже уходит. Ты хоть знаешь, сколько времени прошло?

    – И потому ты взялась прожигать ее? – спросил я в тон. – Не слишком ли для шейпингистки этот стол… опасен?

    Она сдержанно улыбнулась.

    – Куда опаснее охладеть к жизни, чем прожигать ее. Не согласен?

    Я пожал плечами.

    – Не знаю. Сейчас мне просто все обрыдло.

    – Я знаю, – сказала она, – ты все строишь виртуальные миры в компьютере. Баймишь, баймишь… Но это ведь те же утешительные сны, не реальность.