Комната, в которой они сидели, носила следы запустения: обои отклеивались, портьеры на окнах провисли. Сбоку, над двухтумбовым письменным столом, висело несколько любительских акварелей — Гонте не удавалось их рассмотреть.

— Молодой человек вашего возраста. Мы прошли сюда, в мой кабинет. Он говорит: «Я хочу вас убить». — «Почему?» — «Вы работали завбазой, живете один, у вас должны быть деньги». Спрашиваю: «У вас нет денег?» — «Есть, но мне надо больше», — рассказывая, человек отвел глаза в сторону. Гонта сообразил, что именно так ему удобнее видеть своего слушателя. «Имейте в виду, — я сказал, — можно работать завбазой и оставаться честным. Вы думали об этом?» Оказывается, не думал. Я поставил чай, разговорились. Сидели до часа ночи. Метро закрылось. Я сказал: «Берите подушку, ложитесь на диване…»

— Не боялись? — Гонта поднялся к акварелям.

Старик не ответил.

— Это был Володя. Недели через две он приехал снова, у меня были гости. Я познакомил их. Потом он попросился временно пожить здесь.

— Это Володя рисовал? — Гонта показал на акварели.

— Способный молодой человек, я же говорю. Но! Если ему дать базу, на которой я проработал двадцать восемь лет, он бы размотал всю скобяную галантерею, все складные метры, дверные ручки за неделю!

На акварелях была изображена одна и та же деревушка, напоминавшая Торженгский погост. За деревушкой белело тихое озеро.

— Откуда он приехал? Почему ему негде жить?

— Скажу, — кресло заскрипело. — У Володи квартира, какая нам не снилась. Отец служил начальником по строительству. В семье не хватало только птичьего молока. Но! Если ты начальник — надо работать! А если только пиры, так, во-первых, выгонят с работы, во-вторых… Что говорить! Отца накрыли на каком-то деле, срок дали. Володина мама — интересная еще молодая женщина — вышла замуж. Отчим заставлял Володю учиться. Володя не хотел, занялся марками, фарцовкой, — он помолчал. — Вы, извините меня, лейтенант?

— Старший лейтенант.

— Я так и подумал. Вы не знакомы с Володей?

— Не знаком.

— Я сказал себе: «Старший лейтенант не знаком с Володей, но он знает, что Володи нет». — «Где же может быть Володя?» — задал я себе вопрос. И ответил: «Сидит!»

— Его вещи здесь?

— Он выехал в декабре. Здесь его шкатулка — чеки посылторга, пара обручальных колец… Ну и книги! Он ведь начал с марок, потом были монеты, книги. Теперь иконы.

— Я хотел бы взглянуть.

Процесс перехода в гостиную занял несколько минут, после чего бывший завбазой едва отдышался. В гостиной царило еще большее запустение. Казалось, солнечный свет никогда не попадал в нее.

— Все собираюсь начать генеральную уборку, отциклевать полы, — старик посмотрел с грустью на свой живот. — Где я вырос, там была вода с реки и с горы. Мой отец всю жизнь пил воду с горы и никогда не болел…

Гонта вздохнул сочувственно.

Над кушеткой была прикреплена полка. Гонта переписал заглавия книг — «Уставъ общества древнерусского искусства при Московском публичном музеуме», «Книга о живописном искусстве», «Тезисы докладов Всероссийской конференции, посвященной новым исследованиям в области древнерусского искусства и итогам экспедиции музеев РСФСР». Рядом лежали аккуратно заполненные тетради с записями.