— В ком же? — спросил Ненюков, поднимаясь во весь рост и становясь даже выше Филателиста. Крахмальная сорочка под кителем и белоснежные манжеты придавали Ненюкову вид франтоватый.

— За ним стоял другой человек. О нем я не знаю. Что он приказывал, то Сенников и делал. Как пес. К тому же все уплывало… Только Сенников ни за что не признается. Вот увидите, постарается все свалить на меня.

— Итак!..

— Я признаю себя виновным в краже икон с выставки в Залесске. В этом моя вина, — обвиняемый снова потянулся к столу за папиросой.

В застекленной трубе Ленинградского вокзала было пасмурно. Синели над головой конструкции огромного дебаркадера. Шорох голубиных крыльев, усиленный эхом, разносился по перрону.

В толпе, среди незнакомых людей, к Ненюкову возвращалась профессиональная обостренность восприятий. Мелькали лица, простуженный голос в динамиках приглашал осваивать вокзальный быт:

— …Комнаты отдыха, парикмахерская, ручные и автоматические камеры хранения…

На почетном месте, втянувшись под застекленный свод, отдыхал фирменный скорый. Ненюков прошел к месту, где недавно, на рассвете, встречал Сенникова и его напарника. Оно оказалось рядом со спальным вагоном прямого сообщения. Пассажиров здесь было мало. Проводник в форменном кителе разговаривал с дамой, державшей на руках собачку. На даме был тощий лисий воротник, она спрашивала о чем-то, путая русские слова с финскими. Перепончатые уши собачки были распластаны по сторонам. Поодаль стоял мужчина с черным зонтом, в куртке ярко-лимонного цвета.

Ненюков повернул назад. Отсюда Сенников и Нестор несли набитые краденым сумки мимо расположившейся полукругом группы захвата. Ничего не мешало Ненюкову повторить маршрут.

— Кто не играет в «Спортлото», тот не выигрывает! — настиг его у дверей голос распространителя спортивной лотереи. — Если вы не приобрели билет, как проверите свою удачливость?

В этом была логика, но Ненюков от покупки уклонился: то, что предстояло, было важнее, чем угадывание шести счастливых номеров. Искушать судьбу дважды Ненюков не хотел.

Он прошел площадь и повернул к Ярославскому вокзалу. Где-то здесь, впереди, большим зеленым поплавком маячила тогда шляпа Гонты.

Ненюков вошел в зал для транзитных пассажиров.

Обходным путем, минуя эскалатор, Ненюков поднялся наверх. Здесь тоже что-то неуловимо изменилось, наверное, потому, что теперь Ненюков знал, чем закончилась задуманная им операция. Не сразу нашел сектор захвата. Он показался крохотным, с игрушечными диванчиками, низкими спинками скамей. Ненюков подошел ближе, сел, развернул газету. Предчувствие открытия, пришедшее во время допроса Филателиста, не покидало Ненюкова, пока он ходил по вокзалам, невидящим взглядом смотрел в газету…

«Иконы Тордоксы…»

— Насколько точно установлено, что иконы, которые мы ищем, писал именно Тордокса? — по-военному четко сформулировал Холодилин давно интересовавший его вопрос. — И насколько точно доказан факт существования иконописца?

Ненюков не раз думал об этом. Позднова и ее последователи могли ошибиться, доверившись анализу приемов, данным устного творчества, поверив тексту подписных икон. Своя точка зрения на Мастера была у Мацуры…

И все-таки существовало главное — сами шедевры, выдающиеся памятники древнерусского искусства! Был ли их автором каргопольский крестьянин, или инок Киево-Печерского монастыря, или выходец из Греции, или кто другой из мастеров, чьи работы так и не были персонифицированы потомками, это было не столь важно.

Со своего места он видел киоски, ограничившие с обеих сторон сектор захвата. У Союзпечати топтались несколько покупателей.