Дворец представлял настоящий муравейник, созданный руками рабов и обросший за многие годы многочисленными пристройками по прихотям сменяющих друг друга династий. Охрана состояла из подразделений чуликов , как и люди, рожденных с двумя руками и двумя ногами и обладавших лицами, могущими сойти за человеческие, если не считать загнутых вверх трехдюймовых клыков. Но на этом сходство с людьми заканчивалось. Гладкую маслянистую кожу и выбритые черепа украшала спадавшая до талии коса, окрашенная в зеленый цвет. Маленькие круглые черные глаза застывали в неподвижно-гипнотическом взгляде. Жирные упитанные тела только на первый взгляд казались неуклюжими, на самом деле обладая быстротой и силой. Дом Эстеркари выдавал чуликам в качестве обмундирования сизые туники с изумрудно-зелеными поясами. Оружием они пользовались тем же, что и знать Зеникки — шпагами и кинжалами.

Шпага была общеизвестна под названием джиктар — «командир тысячи», а ее неразлучный спутник кинжал — под названием хикдар — «командир сотни». О метательном ноже говорили, что это дельдар — «командир десятка». В этом, я думаю, кроется ошибка. По какой-то странной причине люди — и прочие человекоподобные создания, — живущие на Сегестесе, пренебрегают щитом. Его знают, но презирают. Щит расценивается как атрибут слабака, нечто трусливое, коварное, предательское. Я долго спорил по этому поводу — и дело чуть не дошло до того, что друзья стали смотреть на меня косо, думая, не уподобляюсь ли я сам этому презренному орудию, не таков ли я сам — трусливый, слабый, коварный, — до тех пор, пока я не доказал в дружеской схватке их неправоту.

К настоящему моменту стало ясно, что мне отвели роль балованного раба в Доме Эстеркари. Из намеков, нашептываний, а также прямых насмешливых ответов Глоага я понял, что принцесса Натема никогда прежде не сталкивалась с человеком, который бы при виде ее красоты не преисполнялся благоговейным трепетом и не лишался бы мужества. Она могла заставить мужчин ползать перед ней на коленях и целовать ее унизанные самоцветами ноги. Меня она, конечно, тоже могла заставить — но только под угрозой пытки или порки. Но ведь она всегда славилась своей властью над мужчинами, которую имела как женщина, безо всяких иных побудительных мотивов.

Ей все больше и больше досаждало, что я не ломаюсь перед ней по собственной воле. Я подозревал, что если бы это произошло, великана в кольчуге призвали бы разделаться со мной, и Натема стала бы искать себе другую игрушку.

Никто, даже Нижни, похоже, не знал, сколько рабов трудится в Доме Эстеркари. Рабы-писцы вели бухгалтерские книги, но рабы умирали, их продавали, покупали или обменивали, и общее число на текущий момент всегда оставалось в точности не известно. Умножая путаницу, внутри Дома Эстеркари существовало много семей — Кидонес считались Первой Семьей, — и семья могла продать раба в пределах дома и вычеркнуть его или ее из списков. Но фактически они оставались — он по-прежнему горбатился на конюшнях, а она носила воду на кухни одного из дворцов Эстеркари.

Однажды по коридорам и комнатам рабов разнеслась новость. Простой Дом Паранг подвергся нападению через канал, отделявший его от Знатного Дома Эвард. Эварды горячо отрицали свою вину, сваливая все на неизвестных людей. Глоаг подмигнул мне.

— Клянусь Отцом Мезта-Макку, это работа Понтье! Они ненавидят Эвард черной ненавистью, а наш дом их поддерживает.

Я вспомнил, что говорила Натема о коалиции, обеспечивавшей себе власть. Для меня это мелкое политическое крючкотворство и разгул брави [13]ничего не значили. Я жаждал найти Делию. И все же мне приходилось смотреть фактам в глаза — в частности, такому неприятному факту, что у меня нет доказательств, что Делия неравнодушна ко мне.