Попозже зайди, а это можешь оставить.
— Арк… Дядя Аркадий, — горячо попросил вдруг Аверя, — выдайте мне, пожалуйста, ту, что я принес… Ведь Фимку прибили из-за нее…
— Ах ты, какое дело! — забормотал Аркадий и в досаде замахал руками. — Ну на кой черт совался ты в эту историю, клянчил у Фимки?! Плюнул бы на все это…
— А я не знал. Откуда я знал, что так…
— Ну идем, он их держит в машине.
Аркадий, как был, в трусах, босой, без майки, подрагивая своим полноватым, не сжатым мускулами телом, достал из-под надувного матраса ключик от машины, вышел из палатки. Потом открыл заднюю дверцу «Москвича» и начал греметь досками икон в грубом мешке из-под муки.
— Что на твоей, забыл?
— Всадник там с копьем. В дракона вонзает… — торопливо ответил Аверя и от радостного прилива сил взъерошил на голове волосы. Он уже решил, что икону вернет Фиме не сразу, не сегодня, а дня через два и обязательно выдумает для Фиминой матери какую-нибудь правдоподобную историю насчет ее пропажи…
Аркадий минут пять стукал досками, роясь в мешке, потом вылез из машины, весь потный и красный. Вылез без иконы. Аверя прямо опешил.
— Что? — спросил он. — Не нашли? Дайте я… Я в одну секунду…
Аркадий с силой захлопнул дверцу — как только не погнулась? — щелкнул на ключик и сказал:
— Пусть сам тебе отдает. Позже приходи. — И, не глядя на Аверю, пошел к палатке и, не оборачиваясь, кинул через плечо: — Ну, кто тебя тащил?.. Головы нет на плечах, что ли? Ах ты!.. — и скрылся в палатке.
Поздно вечером, когда сумерки окутали Шараново и на Центральной улице зажглись огни, Аверя снова двинулся к лагерю.
Проходя возле закрытой церкви, вдруг заметил во дворе на фоне выбеленной стены две темные фигуры и услышал легкий скрип закрывающейся церковной двери.
Аверя, прижавшись к дому, замер.
Фигуры вышли из металлических воротец. Один человек что-то говорил другому, вроде благодарил. Потом обе фигуры пожали руки и разошлись в разные стороны. Одна прошла близко от Авери, и он вдруг понял: отец Василий! А второй… Аверя сразу догадался, кто был второй.
Переждав немного, Аверя пошел за Львом, прячась в глубокой тени домов. Народу на улице почти не было, и идти за ним было опасно: стоило Льву обернуться — заметил бы. Лев нес, прижав к боку, что-то тяжелое, завернутое в материю.
Вспоминая после этот вечер, Аверя сам не мог понять, почему не подошел ко Льву, а стал красться за ним. Наверно, потому, что выход двух людей из закрытой церкви, разговор вполголоса в сумерках — все это было как в книгах про шпионов из библиотечки военных приключений, которые он обожал, все это было так таинственно, что он и не мог поступить иначе. Когда Лев скрылся в палатке, Аверя быстро подбежал к ней с той стороны, где не было окошечка, и услышал его голос:
— Ну, старик, и везет же мне! Такой сегодня денек… Смотри, сразу четыре штуки, и совсем, если разобраться, по дешевке… В Москве одна стоит столько, как здесь — все четыре.
— Пошел ты со своими иконами, дай спать! — пробубнил спросонья Аркадий.
И Аверя понял: сейчас самая пора прийти за своим Георгием.
Он отполз в сторонку и громко, преувеличенно громко стуча полуботинками, подошел к палатке и твердо спросил:
— Можно?
— Аверя? Тебе чего? — Лев, видно, уже знал о цели его прихода, потому что голос его нельзя было назвать ласковым. Тут же он добавил: — Значит, это ты донес на меня, ты? И молчал?
— Не я! — в пылу, сам не зная, зачем врет, крикнул Аверя. |