Она стояла возле дома и, убиваясь, причитала:

— Вот паскудники! Вот бы я их!.. — Она грозила кулаком каменному сараю.

Лиля, в красном мятом сарафане, в тапках на босу ногу, поправляя черные косы на голове, нервно ходила по дорожкам сада, еще более красивая от возбуждения, и говорила:

— Вандалы! Розы зачем же ломать было?

Виталик стоял у сарая и, показывая пальцем на дверь, требовал:

— Надо вызвать милицию, а то удерет!

— Не удерет, — сказал Георгий Никанорович, — от меня он не удерет.

— А что ты с ним будешь делать? — спросил Виталик. — Их надо проучить раз и навсегда! Если ты не можешь, я сам сбегаю в милицию.

— Замолкни, — сказал Георгий Никанорович.

— Они бьют стекла, топчут клубнику и рвут абрикосы, они нам спать не дают, а ты что, жалеешь их?

— Ты мне сегодня не нужен, иди погуляй по городу.

— Не хочу я гулять… Здесь такое дело, а ты — гулять!

— Пошел отсюда вон! — закричал Карпов, раздражаясь. — Ну? Что тебе говорят!

Виталик надулся, крутнул плечом и быстро пошел, почти побежал к калитке. Между тем из дому вышли отец с мамой.

Одик показал им на сарай и шепнул:

— Поймали…

— Очень приятно, — сказал отец. — Дойти до такой наглости! Они ведь могли голову пробить камнем.

— Это ужасно, — все еще бледная от бессонной ночи, сказала мама. — Я думала, мы тут в полной безопасности.

Одику было страшновато и, признаться, жутко интересно, чем все это кончится. Он даже не пошел на пляж, как мама ни звала его. Чтобы не показать виду, что все это очень волнует его, он остался в комнате, сказав, что скоро придет. Когда все ушли, он спустился с террасы, никто, кажется, не заметил его — и бесшумно, с обратной стороны, подкрался к сараю. Это был большой прочный сарай из пористого желтоватого ракушечника. И все-таки, несмотря на толщину его стен, Одик, припав ухом к камню, услышал изнутри голос Георгия Никаноровича.

— Ну, не надумал еще?

— Нет, — негромко сказал кто-то, и голос показался Одику знакомым.

— Я человек добрый и не хочу тебе угрожать… Но ты думаешь, отцу будет приятно, если в ресторане его начальство узнает о твоем поведении? Я бы мог тебя отвести в милицию, тебе б записали привод и взяли на учет, а может, и крупно оштрафовали отца. Но это не в моей манере…

«Какой он добрый!» — удивился Одик.

— Что вы хотите от меня? — спросил пойманный, и Одик вздрогнул от волнения: конечно, он не ошибся — голос принадлежал Ильке… Да, да, это был он! Значит, вот кто совершил сегодня налет на их дом. Так ему и надо, типус! Только издеваться и подтрунивать может!

— Ничего особого, — сказал Карпов. — Ответь, пожалуйста, только на один вопрос: кто был с тобой? Я, со своей стороны, даю слово, что не выдам тебя.

— Я не знаю, — упрямо сказал Илька.

«Молодцом, — мелькнуло у Одика, — а может, это совсем не Илька?»

— Занятно! — усмехнулся Георгий Никанорович. — Налетели, потоптали, помяли все, выбили стекло — целая банда! — а ты никого не знаешь?

Илька молчал.