— Я приехала сюда очень давно, — сказала Мэри, глядя на него с мольбой. — Так давно, что даже сама не помню… Мне надо было давно уехать. Не знаю, почему я этого не сделала. Не знаю, зачем я приехала. Но теперь все иначе. Совсем иначе. — Она замолчала. Ее лицо было жалостливым, а глаза преисполнены боли. — Я ничего не знаю. Я не понимаю. Почему все так получается? Я так не хотела. Но ведь он не уйдет, не уйдет. — И вдруг, резко переменившись в голосе, набросилась на Тони: — Зачем вы приехали? Покуда вас не было, все шло хорошо. — Расплакавшись, она простонала: — Он не уйдет.

Тони вскочил, собираясь подойти к собеседнице, сейчас его переполняла лишь жалость, а о чувстве неловкости он позабыл. Что-то заставило его обернуться. На пороге стоял слуга, Мозес, и смотрел на них, а на его лице была написана злоба.

— Прочь! — бросил Тони. — Немедленно пошел прочь! — Он обхватил рукой Мэри за плечи. Женщина вся съежилась, впившись ногтями ему в кожу.

— Уходи! — неожиданно сказала она туземцу из-за плеча Тони. Англичанин понял — Мэри пытается отстоять свои права и, воспользовавшись им в качестве прикрытия, вернуть утраченную власть. Сейчас она напоминала ребенка, который пытается вызывающе себя вести со взрослым.

— Мадам хочет, чтобы я ушел? — тихо спросил слуга.

— Да, уходи.

— Мадам хочет, чтобы я ушел из-за этого нового хозяина?

Тони бросился к двери. Дело было не в самих словах, а в тоне, которым Мозес их произнес.

— Убирайся, — проговорил англичанин, чуть ли не задыхаясь от ярости, — убирайся, пока я тебя отсюда не вышвырнул.

Смерив Тони долгим злобным взглядом, туземец ушел. Потом вернулся. Проигнорировав молодого человека, он обратился к Мэри:

— Мадам уезжает с фермы, да?

— Да, — слабым голосом ответила Мэри.

— Мадам никогда не приедет?

— Нет, нет, нет! — выкрикнула она.

— А этот новый хозяин тоже уезжает?

— Нет! — завопила она. — УЙДИ ЖЕ!

— Ты уйдешь или нет? — заорал Тони. Он был готов убить туземца: вцепиться ему в горло и вытрясти из него жизнь.

И тут Мозес исчез. Они услышали, как он прошел через кухню и выбрался на задний двор. Дом опустел. Мэри всхлипнула, прикрыв лицо руками.

— Он ушел, — закричала она, — ушел, ушел! — Мэри испытывала невероятное, до истерики, облегчение. Вдруг она оттолкнула стоявшего рядом с ней Тони и, словно безумная, прошипела: — Это вы его прогнали! Теперь он не вернется. Сперва все было хорошо, а потом явились вы! — С этими словами она разрыдалась.

Тони сидел, обхватив ее рукой, утешая. «Что я скажу Тёрнеру?» — только и думал сейчас он. А что он мог сказать? Лучше было обо всем молчать. Дик и так уже почти рехнулся от переживаний. Будет жестоко что-либо ему рассказывать, да и, впрочем, осталось всего два дня, а потом Тёрнеры уедут с фермы.

Тони решил только, что он отведет Дика в сторону и посоветует ему немедленно уволить слугу.

Однако Мозес не вернулся. Вечером он так и не появился. Тони услышал, как Дик спросил, где туземец, и Мэри ответила, что прогнала его. Ее голос звучал невыразительно и равнодушно, словно она обращалась к мужу, не видя его перед собой.

В конце концов Тони в отчаянии пожал плечами и решил ничего не предпринимать. На следующее утро, как обычно, он ушел в поля.