– Дожили, твою мать! Наверху сыщиков и олигарха встретил менеджер (по старому – просто банщик, шестерка), провел в номер, предложил меню. На Брюнета с лещом под мышкой шестерка посмотрел снисходительно.

В апартаментах было уютно, не жарко, висела на стене картина под названием «Русская баня». На полотне было много пару, больших грудей и толстых ягодиц. На переднем плане торчал самовар… а ля рюс, короче! Только балалайки не хватало.

– Балалайки не хватает, – сказал Брюнет, обращаясь, кажется, к лещу.

– Что? – спросил банщик менеджер.

– Работа, говорю, Глазунова? – кивнул Брюнет на полотно.

– Не, студент из училища Рериха малевал… говорят, большой талант.

– Ну, о талантах мы с тобой потом потолкуем, – сказал Брюнет. – А сейчас для облегчения принески ка вчерашнего пивка холодненького.

…Попили пива и как то незаметно стало легче. Груз ночного инцидента все таки давил, еще стояли в ушах сухой стук пистолетных выстрелов и голос полковника Ершова: «Готов, блядь такая!»… И белая ночь… и тусклый блеск стреляных гильз… и мертвое тело Слепого Киллера на пыльном, в луже густой и липкой крови, асфальте.

– Слушай, Борисыч, – сказал, вытирая пивную пену с верхней губы, Брюнет, – а ты чего мне вчера в уши дул? Я чего то не понял…

– А? – Петрухин сделал вид, что не понимает. – Чего?

– Чего то ты мне такое гнал перед тем, как мы на улицу вышли… Типа: не удивляйся.

– А? Да я уж и сам не помню, – не глядя на Голубкова, ответил Петрухин.

Купцов поставил бокал с «хольстеном» на столик, сказал спокойно:

– Дмитрий предупреждал вас, Виктор Альбертыч, чтобы вы не паниковали, когда появится придурок с гранатой.

Брюнет медленно поставил свой бокал с пивом.

– Не понял, – сказал он.

Какое– то время трое мужиков, завернутых в простыни, молчали. Из динамиков старенького «филипка» Пугачева исполняла «Мадам Брошкину». Петрухин подумал, что под эту же мелодию он встретился с Брюнетом полтора месяца назад. Под эту же «Брошкину» и разбежимся…

– Я не понял, мужики, – повторил Брюнет. Но по выражению его лица можно было предположить: догадался.

Петрухин закурил и сказал:

– Покушение у офиса, Виктор, организовал я.

– Мы, – поправил его Купцов.

– Ну слава Богу, – неожиданно сказал Брюнет и засмеялся.

Петрухин и Купцов непонимающе переглянулись: а чему он радуется? Голубков отсмеялся, покачал головой и налил себе пива.

– А чему ты радуешься, Виктор? – спросил Петрухин.

– Да как же? Теперь хоть понятно, откуда взялся этот недоделанный бомбист, – ответил Брюнет. – Я сегодня проснулся и вспомнил, что вчера было, – у меня остатки шевелюры дыбом встали. Это ж, думаю, что происходит? Это что опять такое? Только что разобрались с Нокаутом, а тут новая беда… Вчера то все было по барабану, а сегодня – извините! Кто этот убивец – непонятно. Кого хотел осколочками нафаршировать – неизвестно. Может, меня… может, Петровича. А может, и вас… Тут, знаете ли, господа сыщики, почешешь плешь то, попьешь валерьяночки.

Брюнет сделал долгий глоток пива. Кадык на небритой шее ходил вверх вниз. Партнеры сидели молча. Брюнет выпил полулитровый бокал почти до дна.

– Ладно, – сказал он, – теперь хоть ясность какая то есть… Только не пойму: зачем вам это было надо?

– Попробую объяснить, – сказал Петрухин.