Снаружи раздалась игривая нестерпимо громкая трель иволги. И тут же вопль драной кошки в том же исполнении.

Глава 14

СВАЛКА

Когда Гулливер вернулся в Англию из страны лилипутов, люди казались ему огромными, и он очень боялся, как бы кто-нибудь не растоптал его ненароком. Нечто подобное ощущаю теперь и я.

Как они вообще могут жить в адской чехарде ослепительных красок и находить в этом удовольствие? Долго я ещё, наверное, не отважусь высунуть нос на улицу до наступления сумерек. Хотя чёртовы гуманоиды даже сумрак умудрились изуродовать: ночь гремит, полыхает, жжёт. Одно спасенье — тёмные очки. Или тонированные стёкла Карининого автомобиля.

Но есть кое-что, от чего даже и очки не спасают. Бессмысленно огромные пространства, бессмысленно огромные толпы… Семь миллиардов гуманоидов! Уничтожь миллион — и никто не заметит. Это сводит меня с ума. Там, в нашей крохотной мути, я был одной четвёртой частью человечества. Теперь я — одна семимиллиардная. Ноль. Ничто. Никто.

Сам удивляюсь, как я мог испытывать на том свете приступы клаустрофобии. Теперь ударился в иную крайность (агорофобия, напоминаю, не только боязнь перейти открытую площадь по прямой, это ещё и страх перед людскими скоплениями).

Одежда — и вовсе верх кретинизма. Июнь, жара, а они утепляются. Голыми им, видите ли, разгуливать неприлично. Можно подумать, они напяливают шмотки из стыдливости! При чём тут стыдливость, если главный наш срам, лицо, ничем не прикрыт? Прав был Максимилиан Волошин: одежда — вроде государственной тайны. Пока не засекретишь какой-нибудь орган, на него никто и внимания не обратит! Одежда, если хотите знать, орудие разврата. И трёт вдобавок. Не знаю, к ноябрю я, возможно, пересмотрю свою точку зрения, а пока…

Шевелюры, причёски — тоже дикость. Как говаривал наш облучённый и поэтому лысый военрук: волосня — плацдарм для насекомых. К счастью, нынешняя мода позволяет мужчинам брить голову, что я и проделываю дважды в день. Брови, правда, щажу. Скрепя сердце.

До сих пор не знаю, как относиться к Лёхиным фантазиям относительно происхождения человечества от бракованных андроидов, но что свалка — то свалка. Как ещё назвать сборище ущербных ненужных существ, сброшенных как попало в беспорядочную груду, именуемую городом? Одно только немыслимое количество их уже наводит на подобную мысль. И брак, брак, сплошной брак! Кто выше, кто ниже, кто толще. Вдобавок почти у всех болезненная страсть наносить себе повреждения: прокалывают уши, щёки, носы, лишая себя тем самым единственной возможности вырваться из этого ада. О татуировках вообще умолчу.

И тем не менее сходство с лицензионными — поразительное. Я даже не о внешних чертах, я о поведении. Так сказать, не о железе, но о программе. Включил телевизор, а там десантники боевые навыки шлифуют. Если не брать во внимание экипировку, один к одному! Не вынес знакомого зрелища, принялся щёлкать пультом. И на всех каналах то же самое: зачистки, гранаты, огнемёты… А хуже всего художественные фильмы, где эту дрянь ещё и пытаются облагородить… Видишь трупы? Здесь прошёл положительный герой. Романтика смертоубийства. Занятие настоящих мужчин, для которых совесть не помеха. А преступление во имя Отечества у них называется подвиг.

Содрогнулся и выключил. Навсегда.

Внезапное моё возвращение застало Карину Аркадьевну врасплох и, пожалуй, потрясло. Кроме шуток. Примчалась на дачу, забрала в особняк (глаза пришлось снова залепить), вызвонила знакомого травматолога.

— Бедный Володечка… — с преувеличенным ужасом, говорила она. — Как же это вас угораздило?

В мизинец мне засадили штифт.