Евгений Лукин. Требуется пришелец
ПРИБЛУДНЫЕ
Моим консультантам — Моське и Запятой.
Глава 1
У Президента заболи, у спикера заболи, у киски заживи… — так горестно бормотал Сергей Арсентьевич Мурыгин, машинально оглаживая вспрыгнувшего ему на колени котёнка-трёхцветку. Откуда взялась эта животина в унылом коридоре районного суда, сказать трудно. Совершенно точно, что не местная, скорее всего проскользнула с улицы в приоткрывшиеся двери — уж больно тоща. Хотя, возможно, у судейских крючков принято с приблудными котятами и с ответчиками обращаться примерно одинаково. — У Президента заболи, у спикера… — Вы соображаете вообще, что говорите?! Мурыгин поднял глаза. Перед ним стояла разгневанная дама с прозрачной папочкой в руках. — Да за такие слова… я не знаю! — За какие? — не понял Мурыгин. Бормотание его и впрямь не было осмысленным. — За оскорбление Президента! — Я про американского… — всё так же горестно пояснил он. Дама открыла рот и, задохнувшись, стремительно ушла прочь по унылому коридору. В ту самую сторону, откуда пятью минутами раньше приплёлся сам Мурыгин. Некоторое время он смотрел ей вслед. Жутковатое сочетание: пышность форм и строевая поступь. Скрылась. — Ладно, — со вздохом решил наконец Сергей Арсентьевич. — Ничего мы тут не высидим… Взял со свободного стула постановление суда в точно такой же прозрачной папочке, а взамен переложил на сиденье котёнка. Собрался встать, но, пока собирался, шустрая трёхцветка снова успела угнездиться на его коленях. — Нет, подруга, — сказал Мурыгин, повторно выдворяя зверя. — Даже и не помышляй. Тут сам-то не знаешь, где ночевать… Ты уж здесь пару дней перекантуйся, а там, глядишь, весна… Поднялся, двинулся к выходу, но был остановлен сигналом сотика. Достал, неприязненно взглянул на дисплей. Вместо имени или фамилии обозначился долгий номер, Мурыгину неизвестный. — Слушаю… — Арсеньтич… быть-мыть… ты?.. Звонил председатель дачного товарищества «Орошенец» Тимофей Григорьевич Тарах, причём сильно взволнованный. Не произнеси он это извечное своё «быть-мыть», Мурыгин бы и голоса его не признал. — Ну, я… — недовольно отозвался он. — Слышь… оптыть… Арсеньтич! Всё бросай… мыть-быть… На дачу давай! Прям щас… — Не туда звонишь, — с каким-то даже извращённым наслаждением процедил Мурыгин. — Теперь по всем вопросам — к Раисе Леонидовне… — Апть… опть… — Тарах взволновался окончательно, обрубки слов посыпались как попало. — Ты… обн… йбн… убль… С младых ногтей Тимофей Григорьевич изъяснялся и мыслил матерно. Однако высокая должность председателя дачного товарищества требовала определённой культуры — и Тимофей Григорьевич беспощадно глушил и сминал нехорошие слова, без которых он просто не мог построить фразу. — Развелись мы, — холодно пояснил Мурыгин. — Так что с сегодняшнего дня я — никто. Нет у меня ни дачи, ни дома, ничего… Раисе звони. Дал отбой, спрятал сотик. Ну и куда теперь?
Собственно, весна уже настала. Дворы подсыхали. В тени забора изнывал сизый от золы сугроб осетриных очертаний. Хотя откуда в городе зола? Скорее уж из выхлопных труб налетело. На скамеечке справа от дверей суда сидели рядком два сереньких котёнка (должно быть, братики той трёхцветки) и упражнялись в синхронном вылизывании. |
