— Ну вытащишь ты нас отсюда! — уже орал Костик в сторону овражка. — А ночевать где?.. Нас здесь гладят, козлы! Так вам уже и это влом?..

Внезапно запнулся. По физиономии разлилось блаженство.

— Молчу-молчу-молчу… — глумливо заверил он, но не Мурыгина и уж тем более не эмчеэсовцев.

Тем временем гусеничная амфибия рявкнула, окуталась сизым выхлопным дымом и двинулась на выручку. А дальше с ней случилось то же, что двумя днями раньше с серебристым джипом, только на этот раз Сергей Арсентьевич всё разглядел в подробностях. Машину понесло юзом, причём задом наперёд. Затем плоский нос её задрался, показалось брюхо — и бронетехника с воем и скрежетом осела в промоину.

Никакого «умб!..» при этом не прозвучало.

Несколько мгновений Мурыгин с Костиком зачарованно смотрели на людскую кутерьму вокруг овражка.

— Ну всё, — выговорил наконец Костик. — Теперь им точно будет не до нас. Давай палатку ставить…

Глава 4

Как и предвидел Мурыгин, палатка только именовалась палаткой. Боязно было даже вообразить рабочую биографию этого брезента. Его послужной список наверняка включал и камнепады, и селевые потоки, и как минимум одно случайное попадание в бетономешалку. Хотя, насколько помнится, экстремальным туризмом Костик не увлекался никогда.

Пока удалось растопырить увечное изделие между сливой и вишней, свечерело. Спасатели не мешали. Мурыгина, однако, тревожило другое: как отнесётся к возникновению палатки незримый хозяин пустыря? Пусть матерчатый, а всё-таки дом.

Вроде нормально отнёсся. Не тронул.

К ночи заметно похолодало. Удачно, без обрушений, заползли внутрь, зажгли свечку в плошке и приступили к скудной безалкогольной трапезе. Техника за овражком порычала-порычала и смолкла. Палатку объяли скрипы, шорохи, прочая первобытная жуть.

— Как думаешь, завтра проснёмся? — мрачно пошутил Сергей Арсентьевич.

— Эк тебя! С чего это ты?

— Ну, что ни говори, а место-то — заколдованное…

— А-а… — протянул Костик.

В заколдованные места он, надо полагать, тоже не верил.

Стали осторожно устраиваться на ночлег. Язычок свечи колебался, выявляя всё новые прорывы в матерчатой подкладке. Палатка была двухслойной, но некоторые дыры — сквозными.

— А почему обязательно дачник? — с неожиданным раздражением спросил Мурыгин. — Почему не разведчик?

— Из космоса, чай? — лыбясь, уточнил Костик.

— Почему бы и нет?

— Разведка боем? А против кого?

— Против нас. За природу.

— А мы, выходит, не природа?

— Я имею в виду: живая природа.

— А мы какая?

Мурыгин начинал злиться. Хотя уж кому-кому, а ему-то было со студенческих пор доподлинно известно, что Костика Стоеростина проще пришибить, чем переспорить.

— Но человек-то борется с природой!

— Гордыня, гордыня… — по-монашески забормотал Костик, запахиваясь и натягивая поглубже лыжную вязаную шапочку, отчего и впрямь стал похож на инока. — Привыкли, понимаешь, звучать… Природа вывела человека с единственной целью — прекратить оледенение. И что бы мы там о себе ни мнили… царь природы, венец творенья… задача наша одна: понизить содержание кислорода в воздухе. Ничего, справляемся… пока. Полярные шапки тают, уровень океана повышается…

— Справляемся — во вред себе?

— Естественно… — В желтоватом мерцании свечи Костик вытянулся в рост, окончательно уподобившись схимнику во гробе. — Любое лекарство справляется с болезнью во вред себе.